Воспоминания кавказского офицера - [7]
От Дранд дорога спускалась к берегу через густой лес и, поворотив направо, вела потом до Сухума, над самым морем, по глубокому береговому песку. С одной стороны море, а с другой непроходимый лес отнимали у нее простор до того, что местами она была не шире четырех или пяти саженей. Здесь абхазцы перегородили в двадцать четвертом году дорогу высоким завалом и встретили из-за него и из лесу самым убийственным огнем русский отряд, шедший, под начальством управлявшего Имеретией князя Горчакова, выручать капитана Марачевского, оборонявшего, около Бамбор, с двумя ротами абхазского владетеля Михаила от его восставших подданных. Несмотря на отчаянное сопротивление неприятеля и на невыгоды положения, подвергавшего их метким выстрелам в упор от невидимых противников, наши войска мгновенно овладели завалом и открыли себе дорогу в Сухум. Абхазцы, видя, что русских нельзя остановить страхом смерти и перегородить им дорогу открытою силой, рассыпались после того в опушке леса, прекратили огонь по солдатам и стали стрелять исключительно по артиллерийским и по вьючным лошадям. Перебив большую часть из них, они принудили отряд остановиться в Сухуме и выждать, пока собралось достаточное число судов для перевозки его морем в Бамборы, потому что сухим путем не на чем было везти провиант и снаряды. От этого Марачевский едва не погиб. Более шестисот убитых лошадей лежали на морском берегу и заражали воздух по дороге, что принудило нарядить на другой год два военных транспорта для отвоза их остатков в открытое море.
Не доезжая пяти верст до крепости лежало на пути абхазское селение Келассури, в котором жил Гассан-бей, дядя владетеля. Его рубленный деревянный дом, имевший вид широкой четвероугольной башни, стоял на высоких каменных столбах. Крытая галерея, обхватывавшая весь дом, на которую вела узкая и чрезвычайно крутая лестница, облегчала его оборону. Двор был окружен высоким палисадом с бойницами, в котором открывалась тесная калитка, способная только пропустить одного человека или одну лошадь. Довольно было взглянуть на постройку дома, на окружавший его палисад, на эту маленькую, плотно затворенную калитку, чтобы понять всегдашнее состояние опасения, в котором Гассан-бей проводил свою жизнь. Тревожное положение Абхазии вообще, личная вражда, какую он успел возбудить во многих, и несколько покушений на его жизнь, от которых он спасался почти чудом, заставляли Гассан-бея не пренебрегать никакими мерами осторожности.
Против его дома, над самым морем, находился длинный ряд деревянных лавок, принадлежавших туркам, перешедшим из Сухума в Келассури, когда крепость досталась русским. На пороге лавок сидели по своему всегдашнему обыкновению турецкие купцы и курили из длинных чубуков, с видом глубочайшего спокойствия. Казалось, ничто, что происходило кругом, не занимало их духа, парящего в неведомых пределах, – так безжизненно-равнодушно глядели они вдаль. Но равнодушие их было очень обманчиво. С одной стороны, они наблюдали за дорогой, пристально разглядывая проезжающих, а с другой не упускали из виду нашей военной эскадры, стоявшей на сухумском рейде. Ничто из происходившего на наших судах не скрывалось от их напряженного внимания. Из всего они выводили свои заключения, имевшие одну постоянную цель: обмануть бдительность наших моряков и провезти запрещенный товар. Все, что клонилось к нашему вреду и могло мешать нашим видам, радовало их душевно. Турки откровенно нас ненавидели – это в порядке вещей. Прежде они первенствовали в Абхазии и пользовались самою прибыльною торговлей с черкесами и с абхазцами, от которой купец обогащался в три или четыре рейса; теперь мы их вытеснили из этого выгодного положения и старались, кроме того, совершенно уничтожить их торговлю, захватывая и обращая в призы суда, нагруженные военными припасами и черкешенками. Гассан-бей, управлявший Сухумским округом на правах удельного князя, считался не без причины самым закоренелым покровителем турок, проживавших в Абхазии, и этого нельзя было ставить ему в вину. Религия, привычки молодости склоняли его на сторону турок, и, кроме того, он находил постоянный источник доходов в своем келассурском базаре. Турецкие купцы платили ему значительную пошлину за право торговли и сверх того доставляли ему все редкие товары, которых нельзя было найти в целой Абхазии. Носились темные слухи про ночную торговлю на этом базаре, несравненно более оживленную, чем какою представлялась его денная деятельность, про лодки, виденные в лесу недалеко от Келассури, к которым съезжались в ночное время толпами вооруженные люди; но все это были, кажется, одни пустые толки завистников Гассан-бея. Наши военные баркасы, проходившие иногда случайно ночью мимо Келассури, никогда не замечали ничего подобного: базар они находили всегда в глубоком сне, а по всему берегу, на расстоянии десяти верст от Гассан-беева дома, не было уголка, в котором могла скрыться турецкая чектерма; в этом ручались все наши моряки, осматривавшие берег с величайшим вниманием. Поэтому келассурские турки невозбранно продолжали продавать табак, рахат-лукум и бумажные материи и следить с участием и любопытством за нашею эскадрой, рассматривая ее, когда было нужно, в свои длинные зрительные трубы.
Офицерство в царской России всегда было особой «кастой», отличающейся как от солдат, так и от гражданских людей. Отстраненность от общества объяснялась, в частности, и тем, что офицеры не имели права присоединяться к политическим партиям, а должны были на протяжении всей жизни руководствоваться лишь принципами долга и чести. Где офицеры конца XIX – начала XX века проводили время, когда могли жениться и как защищали свою честь? Обо всем этом вы узнаете из мемуаров русских офицеров XIX века.
Имя Юрия Полякова известно сегодня всем. Если любите читать, вы непременно читали его книги, если вы театрал — смотрели нашумевшие спектакли по его пьесам, если взыскуете справедливости — не могли пропустить его статей и выступлений на популярных ток-шоу, а если ищете развлечений или, напротив, предпочитаете диван перед телевизором — наверняка смотрели экранизации его повестей и романов.В этой книге впервые подробно рассказано о некоторых обстоятельствах его жизни и истории создания известных каждому произведений «Сто дней до приказа», «ЧП районного масштаба», «Парижская любовь Кости Гуманкова», «Апофегей», «Козленок в молоке», «Небо падших», «Замыслил я побег…», «Любовь в эпоху перемен» и др.Биография писателя — это прежде всего его книги.
Большую часть жизни А.С. Дзасохов был связан с внешнеполитической деятельностью, а точнее – с ее восточным направлением. Занимался Востоком и как практический политик, и как исследователь. Работая на международном направлении более пятидесяти лет, встречался, участвовал в беседах с первыми президентами, премьер-министрами и многими другими всемирно известными лидерами национально-освободительных движений. В 1986 году был назначен Чрезвычайным и полномочным послом СССР в Сирийской Республике. В 1988 году возвратился на работу в Осетию.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.