Воспоминания кавказского офицера - [14]

Пицундский монастырь занял мое внимание еще более Драндской церкви; положение его было не менее живописно, а постройка отличалась величиною и некоторыми частными достоинствами, которых не было у последней. Церковь чисто византийской архитектуры, воздвигнутая по указанию Прокопа в шестом веке, в царствование Юстиниана, сохранилась довольно хорошо. В одном приделе были видны на стенах и на потолке весьма любопытные фрески, пережившие время владычества турок в Абхазии. На большом ореховом дереве, возле церкви, висел колокол весьма искусной работы, с изображением Мадонны и латинскою надписью, указывавшею, что он был отлит в 1562 году. Уважение, которое абхазцы и джекеты питали по преданию к остаткам Пицундского монастыря, не позволило им коснуться этого колокола, принадлежавшего ко времени генуэзского владычества на восточном берегу Черного моря. Пицунда было снабжена отличною ключевою водой посредством древнего водопровода, сохранившегося в полной целости. На Пицундском мысу существовала, кроме того, сосновая роща, единственная по всему абхазскому прибрежью, доставлявшая отличный строевой лес. Две роты егерского полка, занимавшие Пицунду, помещались в монастырской ограде, к которой Пацовский пристроил по углам деревянные башни для фланговой обороны. Они пользовались здоровым климатом, хорошею водой, но находились здесь без всякой особой цели. Лесистые окрестности монастыря скрывали неприятельские партии, проходившие через горы или пристававшие к берегу на галерах; двух рот было слишком мало для того, чтобы отыскивать их и драться с ними в лесу; поэтому пицундский гарнизон ограничивался собственною обороной, довольный тем, когда ему удавалось сберегать от неприятеля свой скот и казенных лошадей. До Гагр мы не пытались доехать, так как пространство, лежавшее между ними и Пицундою, было, как я уже упоминал, в руках неприятеля. Туда еще можно было проехать, не подвергаясь опасности; но обратно пришлось бы пробиваться через неприятеля, который, конечно, не упустил бы удобного случая отрезать нам дорогу. Это обстоятельство доказывало ясно, что гагринское укрепление, невзирая на свою позицию, вследствие которой оно считалось ключом береговой дороги, вовсе не открывало нам пути в неприятельские владения и не запирало для неприятеля входа в Абхазию. Чего же можно было ожидать от других подобных крепостей на морском берегу?

После того я продолжал, не давая себе отдыха, странствовать по горной Абхазии, осматривать дороги и знакомиться с людьми, от которых надеялся узнать что-нибудь полезное для моего скрытого намерения. Беспрестанно бывал я в Сухуме, в Келассури у Гассан-бея, или в Драндах, не говоря уже о моих частых посещениях владетельского дома. Дороги были в то время весьма небезопасны. Между Бамборами и Сухумом появлялись нередко разбойники из Псхо и Ачипсоу, двух независимых абазинских обществ, занимавших высокие горы около источников Бзыба и Мдзымты; между Сухумом и Драндами встречались цебельдинские искатели приключений. Трудно было уберечься от них, тем более что все выгоды находились на их стороне. Спрятанные в чаще, они выжидали путешествующих по открытой дороге, пролегавшей между морем и густым лесом, убивали их из своей засады и грабили, не подвергаясь сами большой опасности. Абхазские леса были непроходимы для того, кто не знал местности и всех проложенных по ним воровских тропинок. Дерево теснилось возле дерева; огромные пни и корни дерев, опрокинутых бурею, загораживали дорогу со всех сторон; колючие кусты и тысячи нитей от вьющихся растений, снабженных острыми шипами и широкими листьями, пресекали путь и составляли непроницаемую сеть, через которую можно было прорываться только с помощью топора или кинжала. Поэтому, иногда даже видя неприятеля, нельзя было до него добраться и его преследовать. Беспрестанно получались известия о солдатах и казаках, убитых из лесу неведомо кем; нередко сами абхазцы подвергались той же участи, и только после долгого времени успевали узнавать, кто были убийцы. Впрочем, каждый участок береговой дороги имел своего героя, присвоившего себе право грабить путешественников преимущественно на его протяжении. Между Бамборами и Сухумом делал обыкновенно засады с своей шайкой абхазский беглец Софыдж Гублия, живший в Псхо, которого имя наводило неописанный страх на каждого из его соотечественников, имевшего повод считать его своим недругом. Про его хитрость и отвагу рассказывали чудеса. Что Софыдж ненавидел русских и подстерегал их где было возможно, считалось в порядке вещей и никого не удивляло. За Сухумом и около Дранд грабил чаще других цебельдинский князь Богоркан-ипа Маршомий, молодой, ловкий и смелый наездник.

Николай Шакрилов был моим неразлучным товарищем во всех поездках. Люди, встречавшие нас на дороге в горской одежде, с винтовками за спиною, ни в каком случае не могли принять нас за русских служащих. Это было первое условие нашей безопасности. Зная, что от случайной встречи с Софыджем, с Богоркан-ипою или с другим разбойником и от пули, направленной из лесу, не существовало другой защиты кроме случая же и счастья, мы заботились только о том, чтоб уберечь себя от засады, приготовленной собственно для нас. С этой целью я менял беспрестанно моих лошадей и цвет черкески; выезжал в дорогу то с одним Шакриловым, то с его братьями или с более многочисленным абхазским конвоем, который мне давали владетель или Гассан-бей. Никогда я не говорил заранее, когда и в какое место намерен ехать; никогда не возвращался по прежней дороге. Эта последняя предосторожность соблюдается постоянно у горцев, из коих редкий не имеет врага, способного выждать его на пути, если он ему будет известен. Моего Николая Шакрилова знали весьма многие в Абхазии. Встречая его часто с незнакомым человеком в горском платье кабардинского покроя и с бородою, усвоенными мною с намерением противно абхазскому обычаю, потому что я не знал языка и не мог выдавать себя в Абхазии за абазина, любопытные стали дознавать, кто я таков и по какому поводу бываю так часто у владетеля и у Гассан-бея. Находя ответы, которые давали им по этому случаю Шакриловы, да и сам Гассан-бей (владетеля не смели спрашивать), недовольно ясными, они начали за мною следить, и я сделался, не зная того, предметом частых разговоров абхазских политиков. Вследствие этих толков и внимания, которого я не мог избегнуть со стороны людей, заботившихся более всего о том, что происходило на больших дорогах, мои поездки не остались без приключений.