Воспоминания Калевипоэга - [23]

Хотя я зверски устал при очистке лесов от избыточной фауны, уснуть мне удалось только после полуночи. И выспаться опять не пришлось. Только я вежды смежил, слышу, за кустом кто-то шебаршит и кашляет робко, но упорно.

— Давай иди сюда, чего ты там дохаешь! — не выдержал я наконец.

Из-за куста вылез тощий мужичонка с маленькими бегающими глазками, несколько раз поклонился до земли и сообщил, что он является злосчастным вестником бедствий, как правило, военных. И простуженным, хриплым голосом затянул длинную грустную песню об ожидающих эстонский народ великих напастях.

Поведал мне сей гонец, что подданные мои неоднократно обнаруживали тайных вражеских лазутчиков. А еще какие-то мрачного вида неизвестные вояки на длинноносых судах делали попытки нарушения священных морских границ нашей родины. Отмечались даже случаи высадки их на берег с целью подвергнуть моральную стойкость эстонских дев неуместному и непозволительному испытанию и, кроме того, произносить по адресу мирного населения непонятные чужеземные и наверняка нецензурные слова. И мои подданные, в массе своей довольно-таки смекалистые, будто бы тут же сообразили, что все эти пограничные инциденты носят провокационный характер, а наиболее башковитые небезосновательно сделали вывод, что наши соседи за последнее время перестали должным образом ценить заключающиеся в мирном сосуществовании возможности всеобщего прогресса.

И старейшины решили,

Ведуны предугадали,

Парни бойкие смекнули:

Вновь война на нас несется,

Катится телега брани…

Я с неудовольствием сказал болтливому вестнику, что ежели то, что он наболтал, истиной является, то тут особой смекалки не требуется и тратить время на размышления не приходится — надо спешно укреплять военную мощь государства.

Вы, возможно, удивитесь, почему я сразу за меч не схватился и тотальную мобилизацию моментально не объявил. Дело в том, что все богатыри к ратному делу большую охоту имеют, но терпеть не могут, когда их среди ночи будят и выспаться не дают. Кроме того, покойная моя матушка не раз мне рассказывала, что главное занятие королей — спать между двух тулупов, в остальное же время они без передышки пьют мед и салом закусывают. Меня такая тусклая жизнь не привлекала, но дайте же мне, черт вас возьми, хоть одну ночь выспаться как следует! Я, черт бы вас побрал, как собака, пашу, бродячих волков и медведей со страшной силой истребляю, и всего этого, видите ли, мало! Надо среди ночи меня с ложа выкашлять, чтобы я тут же, с ходу, занялся строевой подготовкой и фортификационным делом! Ну, знаете, это уж слишком! Я не буду распространяться о данных богом и конституцией правах помазанника, потому что даже рабы и те имеют право на ночной отдых!

И что это за мужики, которые до того войны боятся, что своему единственному богатырю выспаться не дают? Каждою верного сына Эстонской земли мысль о войне, насупротив, вдохновлять должна. За своего короля сражаться — распрекраснейшее дело! Или, может, мужики теперь бабами стали и в юбки обрядились? Вроде бы на Эстонской земле не наблюдалось недостатка в могучих воинах и бравых ратниках.

Пусть кто храбр и телом крепок…

Челюсти твои захлопнет,

Злым твоим речам не внемлет,

Ложь бесстыдную не слышит!..

Как же ты хулить решился

Наших витязей отважных?

Гонец только в смущении глазами хлопал и молчал.

Ужасно он был хилый и убогий. Впрочем, с виду не дурак — так и зыркал во все стороны хитрыми глазками. А уши у него были остроконечные, и я заметил, что, когда он начинал шевелить мозгами, у него шевелились и уши.

Он что, он просто курьер, гонец, так начал мужичонка, а боевая готовность в нашем государстве имеется. Да только простые люди, ну, которые не богатыри, не очень-то воевать рвутся, потому как:

Кто же выстоит в сраженье

Против тех железных копий,

Против топоров тяжелых,

Против лютых стрел железных?

Вот не было печали, придется пойти помочь — такова первая моя мысль была. И тут же другая: ну ладно, пойду я с ним, а что толку? Что это за народ, ежели он только на богатырей надеется? Такой народ в два счета любой расколошматит.

И решил я, что не резон мне всю ответственность на себя взваливать. Пускай мой народ сам за себя постоит. Ну а ежели вовсе невмочь будет, так я подмогну, одначе сперва сам справляться старайся, а потом уж Калевипоэга на подмогу зови.

Так я ему ответил, заключив сию королевскую речь словами, что в бою погибнуть и лестно, и прелестно. Пока я речь держал, мужичонка ушами шевелил и по сторонам зыркал, уши у него были как у рыси, глазки вострые, брови взъерошенные, а сам хлипкий, дохлый, соплей перешибешь. Ну куда такому ратным делом заниматься, он и меч-то поднять не осилит! Этакого в первый же сече с ног собьют. От козла молока, а от петуха золотых яиц не дождешься.

А только он, видать, не промах и на свой лад пользителен быть может. Ежели его в середку поставить, он, чужими спинами прикрытый, горланить мог бы: «Вперед! Погибнем, но побьем!» — и всякое подобное, тех подбивая, у кого дух слабоват. Мысль вроде бы благая. Ведь на войне не только сила требуется. Иной почнет мечом махать, того и гляди сам себя изувечит. А есть такие, что как кровь завидят, так и затрясутся. Вот я гонцу-то и сказал: