Воспоминания и мысли - [17]

Шрифт
Интервал

Убитые горем, стояли мы у кроватки, где она лежала. Личико ее выражало счастье и удивление, точно она хотела сказать: «Теперь я вижу Бога!» И в очаровании вечного сна она, казалось, посылала нам упрек за нашу грусть. У нее были длинные каштановые волосы с золотистым оттенком; они рассыпались на белой подушке вокруг бледного лица; проникавшие в комнату лучи солнца освещали их, точно ореолом окружали они дорогую головку.

Это неожиданное тяжелое испытание дало совершенно новое направление нашим занятиям, да и всей нашей жизни. Первое время мы были неутешны… Можно сказать, что причиной смерти нашей девочки был случай. Но разве слова «случай», «неожиданность» существуют для тех, кто вверил себя и своих близких Богу любви и милосердия? Тут-то, из самого горя нашего, возникла трудная задача для ума. Стало овладевать отчаяние, появился упадок духа. Все это страшные призраки, царящие в «долине тьмы и смерти». Мрак кругом. Трудно пройти через все эти ужасы. Одни приходят к сомнению в милосердии и справедливости Господа, к совершенной даже утрате веры в Бога. Другие же, напротив, милостью Божьей еще более укрепляются в вере и смотрят на свое испытание как на новое доказательство любви Создателя.

Как-то вошла я в кабинет мужа. Он был один. Меня поразил вид его. Страдание отражалось не только на его лице, но на всей фигуре и в самой позе его. Руки были совершенно холодные, и он был мертвенно бледен. Я страшно перепугалась, думая, что ему дурно. Я стала подле него на колени и, взяв верх над оцепенением, овладевшим было мной, я начала его успокаивать, говорить радостно и весело о счастье нашей девочки, о светозарной чистоте этой краткой жизни, о горестях и испытаниях, которые ей несомненно предстояли, если бы она не умерла. Он поддавался моим утешениям; усилие, которое мне пришлось сделать, принесло мне также большое облегчение. С этого дня я каждый вечер отправлялась к мужу, и мы вместе говорили о нашем ребенке, о пребывании его у Бога. Наконец отчаяние несколько утихло, горе стало менее острым.

Вот несколько строк из дневника, который я вела последние месяцы этого тяжелого года:

Октябрь, 30. «Прошлую ночь я плохо спала. Мне снилось, что я держу на руках свою умирающую крошку. Она боролась со смертью из любви ко мне. Через несколько мгновений она умерла. Тут я услышала вдруг какой-то шум у самой моей двери, затем слабый голос. Я поспешно вскочила и бросилась к двери. Там стоял мой меньшой сын, Стенли, полусонный и весь в жару. Я схватила его на руки и понесла в постель. На другой день мальчик стал жаловаться на боль в горле и не мог глотать. Доктор Кэр констатировал дифтерит. У меня замерло сердце. Неужели Господь хочет отнять у нас еще одно дитя? Болезнь оказалась очень серьезной, и в продолжение нескольких дней мальчик был между жизнью и смертью. Но удар миновал нас. Когда Стенли оправился, мне посоветовали повезти его за границу. Отчасти это было сделано для того, чтобы избежать зимних холодов, отчасти же – чтобы удалить меня из дому, где все было полно ужасными воспоминаниями. Муж мой и старшие сыновья проводили нас до Лондона. Мы наняли экипаж, который должен был доставить нас в Геную, куда пригласили нас родственники, постоянно жившие там».

* * *

Зимой 1865 года муж мой получил из Ливерпуля от Паркера телеграмму с предложением принять место директора колледжа в этом городе, так как прежний директор, доктор Гоусон, получил назначение в Честер. Муж мой увидел в этом промысел Божий и тотчас отправился в Ливерпуль, чтобы увидеться с Паркером, а также с администраторами колледжа и некоторыми лицами, имевшими голос в выборе нового директора. Так как ни с одной стороны не было колебания, то мой муж был вскоре после того выбран. Вся наша семья переехала в Ливерпуль в январе 1866 года.

Ливерпуль – один из важнейших портов мира. Трудно представить себе больший контраст, как тот, который существует между Ливерпулем, этим огромным, шумным городом, и академическим Оксфордом или тихим Челтенхемом. Многочисленное население Ливерпуля, масса иностранцев, двенадцать тысяч доков, масса складов, бесчисленные суда, моряки всех стран, вечное движение, столкновение интересов, бьющее в глаза богатство и ужасающая нищета, разнообразие религиозных верований, представленных множеством церквей, – всё это способствует тому, что Ливерпуль есть чисто интернациональный город, шумный и беспокойный.

Колледж отражал на себе космополитический характер города, посреди которого он находился. В числе 800 или 900 учеников, посещавших колледж, были греки, армяне, евреи, негры, немцы, французы, испанцы, американцы, а также англичане, шотландцы и ирландцы. Легко угадать, что в такой разношерстной толпе были представители всевозможных религий и верований. Человек с узкими религиозными взглядами не чувствовал бы себя счастливым во главе такого учреждения. Простая и твердая вера, прямой и широкий ум, снисходительность и доступность – вот качества, которыми должен был обладать администратор этого мирка, где соприкасались такие разнообразные элементы. Согласно правилам колледжа, управление им должно было быть вверено члену англиканской церкви, и администраторы счастливы были найти человека, отвечавшего всем требуемым условиям, а потому вполне подходящего для выполнения этой задачи.


Рекомендуем почитать
Записки Филиппа Филипповича Вигеля. Части первая — четвертая

Филипп Филиппович Вигель (1786–1856) — происходил из обрусевших шведов и родился в семье генерала. Учился во французском пансионе в Москве. С 1800 года служил в разных ведомствах министерств иностранных дел, внутренних дел, финансов. Вице-губернатор Бессарабии (1824–26), градоначальник Керчи (1826–28), с 1829 года — директор Департамента духовных дел иностранных вероисповеданий. В 1840 году вышел в отставку в чине тайного советника и жил попеременно в Москве и Петербурге. Множество исторических лиц прошло перед Вигелем.


Конвейер ГПУ

Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.


Воспоминания

Анна Евдокимовна Лабзина - дочь надворного советника Евдокима Яковлевича Яковлева, во втором браке замужем за А.Ф.Лабзиным. основателем масонской ложи и вице-президентом Академии художеств. В своих воспоминаниях она откровенно и бесхитростно описывает картину деревенского быта небогатой средней дворянской семьи, обрисовывает свою внутреннюю жизнь, останавливаясь преимущественно на изложении своих и чужих рассуждений. В книге приведены также выдержки из дневника А.Е.Лабзиной 1818 года. С бытовой точки зрения ее воспоминания ценны как памятник давно минувшей эпохи, как материал для истории русской культуры середины XVIII века.


Записки о России при Петре Великом, извлеченные из бумаг графа Бассевича

Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.


Иван Ильин. Монархия и будущее России

Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.


Граф Савва Владиславич-Рагузинский

Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)


Моя жизнь. Записки суфражистки

Сложно переоценить вклад, который внесли британские суфражистки начала XX века в борьбу за права женщин во всем мире. Эммелин Панкхёрст, героиня этой книги, стояла у истоков феминизма и вдохновляла тысячи женщин. Демонстрациями и голодовками, а подчас даже жертвуя собственной жизнью, суфражистки добивались предоставления женщинам избирательного права. Будучи сильным оратором, Эммелин вызывала восхищение и желание действовать: хрупкие девушки яростно бросались на полицейских, закидывали камнями дома министров, устраивали поджоги и отправлялись в тюрьму во имя лучшей жизни.


Воспоминания

Без его воспоминаний европейская история начала XX века была бы неполной. Один из самых ярких немецких политических деятелей, главнокомандующий Первой мировой войны на Восточном фронте, сильный стратег, человек, который в значительной степени контролировал политику Германии и занимал пост избранного президента с 1925 года до своей смерти в 1934 году. Эта книга — часть воспоминаний Гинденбурга, выдержка из его мемуаров «Из моей жизни», опубликованных в Германии в 1920 году. Издание предназначено для широкого круга читателей и будет интересно любителям военной истории и мемуарной литературы.