Воспоминания - [50]
Начало истории обычно оставляет в памяти мельчайшие подробности событий и обстоятельств. Каждый из наших первых поцелуев я помню до деталей. Потом, вместе с повторением приходит привычка, и чудесное становится обыденным, воспоминания спрессовываются, слипаются в единое целое, и их уже не отличишь одно от другого. Так поцелуи приобретают невнятно-обобщенный вкус целой эпохи.
Я любил вспоминать наш первый поцелуй на кладбище. Сначала мы долго соприкасались одними губами, тихонько и деликатно. Наши языки затаились и ждали своего часа. Потом губы прижались друг к другу сильнее, и тут языки впервые встретились. Сначала их кончики. Это было подобно землетрясению — а всего-то-навсего кончик языка[20]. Позже я узнал все ее тело, во всех мыслимых позах, во всей откровенности секса, — но такого потрясения, как от прикосновения кончика языка, я уже не испытывал. Поражаюсь, насколько физическое наслаждение, каким бы пьянящим оно ни было, эмоционально беднее, чем первые прикосновения. Впоследствии, привычно целуя Луизу, мне случалось одновременно вспоминать этот наш первый поцелуй. Мне в нем виделся не утраченный рай, а скорее пристанище моей памяти, в котором я могу спрятаться от усталости и разочарования.
Ни о чем другом я теперь думать не мог. Счастье поглотило меня целиком, это была тоталитарная власть настоящего. Я пребывал в состоянии глуповатой отрешенности, которая раньше казалась мне такой смешной в других. Сердце билось так неистово, что порой становилось больно. Роман наш развивался, меня начали одолевать страхи. Я боялся счастья, боялся оказаться не на высоте, не знать, как поступать. Любовь мне казалась жутко сложной областью. Часто от неуверенности я не мог сформулировать фразу, вертел ее во рту и так и сяк — потому что лучше всего было во рту Луизы. Может, все это мелочи, но я в самом деле не знал, как вести себя в некоторых ситуациях. Я даже начал жалеть о своем былом одиночестве: тогда, по крайне мере, я не боялся разочаровать женщину. Силы мои были на исходе, спать было некогда. Утром я поднимался к ней. Она всегда ждала меня в постели, в той же позе, что и в первый день, — это уже стало ритуалом.
Чтобы приспособиться к моему расписанию, Луиза решила гулять по Парижу ночью. Город-светоч предстал перед ней темным, в сверкающих огнях. Жерар предложил себя в качестве гида и возил ее повсюду на машине. Достопримечательности они осматривали почти в полном одиночестве: площадь Сен-Сюльпис, Сакре-Кёр, эспланада библиотеки Франсуа Миттерана — и все это без парижан, без туристов, без экскурсий: город в чистом виде. Думаю, эти ночи придавали особый шарм началу наших отношений. Декорации тут тоже очень важны. Рано утром Луиза возвращалась в отель, безмолвно проскальзывала мимо меня, одаривая торжествующей, как страстное обещание, улыбкой. Она садилась в лифт, а я начинал мечтать о ее теле. Я приходил, мы занимались любовью, потом полдня спали. Иногда просыпались, молча смотрели друг на друга и засыпали снова. Завтракали далеко за полдень, сидя по-турецки на кровати. Шторы мы оставляли задернутыми, как два вампира, страшащиеся дневного света. Обычно в начале любовных отношений хочется рассказать друг другу все и сразу. Но мы решили, что не будем торопиться, и позволяли себе каждый не более одной значительной истории в день. Мы оттягивали момент полного узнавания друг друга, считая, что надо как можно дольше оставаться незнакомцами. Зато мы с удовольствием говорили о своих вкусах. Мы болтали о фильмах, о книгах, о музыке, которую любили. Я думал, как же это здорово, узнавать человека сначала с этой стороны. Луиза советовала мне почитать какие-то свои любимые книги, но меньше всего мне в ту пору хотелось читать. Даже писать не хотелось. Хотелось просто жить внутри нашей с ней истории, не смешивая ее с другими историями.
Отец звонил мне каждый день и упорно задавал один и тот же вопрос: «Когда ты навестишь маму?» Я не знал, что ответить. Я все время откладывал этот момент, будучи не в состоянии сам себе объяснить причину. Так складывалось. Наверное, из-за Луизы. Я думаю, в этом проявлялся не столько мой эгоизм, сколько инстинктивное желание сохранить первозданность только что родившегося счастья. У меня было ощущение, что решения за меня принимает тело. А телу хотелось оставаться целый день сплетенным с телом Луизы. Я пребывал в эротическом тумане, заслонявшем от меня реальность. Тот же туман меня окутывал, когда мы с Луизой говорили о бабушке. Как же все это было далеко! Луиза задавала вопросы, интересовалась подробностями нашей поездки в Этрета — и тогда только я вспоминал, при каких обстоятельствах мы с ней познакомились.
— Когда ты спрашиваешь про бабушку, я возвращаюсь в какую-то другую реальность.
— В какую?
— Реальность, в которой мы были знакомы лишь несколько дней.
Мне казалось, что Луиза была со мной всегда. Ждать кого-то — это в некоторой степени предварять реальное существование человека виртуальным. Я столько мечтал об этой женщине до ее появления, что ее теперешнее присутствие не помещалось в сиюминутную действительность. Тем не менее Луиза призывала меня вернуться на грешную землю и поехать навестить мать. Слова ее были столь убедительны, что я обещал поехать. Позже я узнал, что мать Луизы умерла за год до нашей встречи при загадочных обстоятельствах. Она была совершенно здорова и прекрасно себя чувствовала, но однажды утром просто не проснулась. Эта тихая с виду смерть была как гром с ясного неба. Нам понятней, когда она дает о себе знать болезнью или физической деградацией человека; здесь же она как будто украла жизнь мимоходом, не имея на то права. Возмутительная несправедливость! В течение нескольких недель Луиза была сама не своя от слез и горя. Она бродила возле утесов, заглядывала вниз. Но потом начался учебный год, и под взглядами детей она мало-помалу ожила, вернулась к жизни. События, о которых я рассказываю вскользь, на самом деле имели серьезные последствия. Луиза научилась жить одним днем. Так что нашу историю она воспринимала как что-то временное и ненадежное, без продолжения в будущем. Порой у меня было чувство, что эта женщина от меня ускользает, будто тает в руках, и от этого я начинал нервничать и совершал промах за промахом.
Давид Фонкинос, увенчанный в 2014 году сразу двумя престижными наградами – премией Ренодо и Гонкуровской премией лицеистов, – входит в десятку самых популярных писателей Франции. Его романы имеют успех в тридцати пяти странах. По знаменитой “Нежности” снят фильм с Одри Тоту в главной роли, а тираж книги давно перевалил за миллион.Герой романа “Мне лучше” – ровесник автора, ему чуть за сорок. У него есть все, что нужно для счастья: хорошая работа, красивая жена, двое детей, друзья. И вдруг – острая боль в спине.
В сонном бретонском городке на берегу океана жизнь течет размеренно, без сенсаций и потрясений. И самая тихая гавань – это местная библиотека. Правда, здесь не только выдают книги, здесь находят приют рукописи, которым отказано в публикации. Но вот юная парижанка Дельфина среди отвергнутых книг никому не известных авторов обнаруживает текст под названием «Последние часы любовного романа». Она уверена, что это литературный шедевр. Книга выходит в свет, продажи зашкаливают. Но вот что странно: автор, покойный Анри Пик, владелец пиццерии, за всю жизнь не прочел ни одной книги, а за перо брался, лишь чтобы составить список покупок.
Молодой француз Давид Фонкинос (р. 1974) — один из самых блестящих писателей своего поколения, а по мнению бесчисленных поклонников — просто самый лучший. На его счету более десяти романов, в том числе изданные по-русски «Эротический потенциал моей жены» и «Идиотизм наизнанку».«Нежность» — роман о любви, глубокий, изящный и необычный, история причудливого развития отношений между мужчиной и женщиной, о которых принято говорить «они не пара». В очаровательную Натали влюблены все, в том числе и ее начальник, но, пережив тяжелую потерю, она не реагирует ни на какие ухаживания.
Блестящий романист Давид Фонкинос входит в пятерку самых читаемых писателей Франции. Лауреат премий Франсуа Мориака, Роже Нимье, Жана Жионо, он получил в 2014 году еще две престижнейшие литературные награды – премию Ренодо и Гонкуровскую премию лицеистов. Его переводят и издают в тридцати пяти странах. По книге “Нежность” снят фильм с Одри Тоту в главной роли.“В случае счастья”, как едва ли не все романы Фонкиноса, – это тонкая, виртуозно написанная история любви. Клер и Жан-Жак женаты восемь лет. Привычка притупила эмоции, у обоих копятся претензии друг к другу.
Давид Фонкинос (р. 1974) – писатель, сценарист, музыкант, автор тринадцати романов, переведенных на сорок языков мира.В его новом романе «Шарлотта» рассказывается о жизни Шарлотты Саломон, немецкой художницы, погибшей в двадцать шесть лет в газовой камере Освенцима. Она была на шестом месяце беременности. В изгнании на юге Франции она успела создать удивительную автобиографическую книгу под названием «Жизнь? Или Театр?», куда вошли 769 ее работ, написанных гуашью. Незадолго до ареста она доверила рукопись своему врачу со словами: «Здесь вся моя жизнь».
Коллекции бывают разные. Собирают старинные монеты, картины импрессионистов, пробки от шампанского, яйца Фаберже. Гектор, герой прелестного остроумного романа Давида Фонкиноса, молодого французского писателя, стремительно набирающего популярность, болен хроническим коллекционитом. Он собирал марки, картинки с изображением кораблей, запонки, термометры, заячьи ланки, этикетки от сыров, хорватские поговорки. Чтобы остановить распространение инфекции, он даже пытался покончить жизнь самоубийством. И когда Гектор уже решил, что наконец излечился, то обнаружил, что вновь коллекционирует и предмет означенной коллекции – его юная жена.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.
Алексей Моторов — автор блестящих воспоминаний о работе в реанимации одной из столичных больниц. Его первая книга «Юные годы медбрата Паровозова» имела огромный читательский успех, стала «Книгой месяца» в книжном магазине «Москва», вошла в лонг-лист премии «Большая книга» и получила Приз читательских симпатий литературной премии «НОС».В «Преступлении доктора Паровозова» Моторов продолжает рассказ о своей жизни. Его студенческие годы пришлись на бурные и голодные девяностые. Кем он только не работал, учась в мединституте, прежде чем стать врачом в 1-й Градской! Остроумно и увлекательно он описывает безумные больничные будни, смешные и драматические случаи из своей практики, детство в пионерлагерях конца семидесятых и октябрьский путч 93-го, когда ему, врачу-урологу, пришлось оперировать необычных пациентов.
Автор книг о Джобсе и Эйнштейне на сей раз обратился к биографии титана Ренессанса — Леонардо да Винчи. Айзексон прежде всего обращает внимание на редкое сочетание пытливого ума ученого и фантазии художника. Свои познания в анатомии, математике, оптике он применял и изобретая летательные аппараты или катапульты, и рассчитывая перспективу в «Тайной вечере» или наделяя Мону Лизу ее загадочной улыбкой. На стыке науки и искусств и рождались шедевры Леонардо. Леонардо был гением, но это еще не все: он был олицетворением всемирного разума, стремившегося постичь весь сотворенный мир и осмыслить место человека в нем.
«Правда о деле Гарри Квеберта» вышла в 2012 году и сразу стала бестселлером. Едва появившись на прилавках, книга в одной только Франции разошлась огромным тиражом и была переведена на тридцать языков, а ее автор, двадцатисемилетний швейцарец Жоэль Диккер, получил Гран-при Французской академии за лучший роман и Гонкуровскую премию лицеистов. Действие этой истории с головокружительным сюжетом и неожиданным концом происходит в США. Молодой успешный романист Маркус Гольдман мается от отсутствия вдохновения и отправляется за помощью к своему учителю, знаменитому писателю Гарри Квеберту.
После «Правды о деле Гарри Квеберта», выдержавшей тираж в несколько миллионов и принесшей автору Гран-при Французской академии и Гонкуровскую премию лицеистов, новый роман тридцатилетнего швейцарца Жоэля Диккера сразу занял верхние строчки в рейтингах продаж. В «Книге Балтиморов» Диккер вновь выводит на сцену героя своего нашумевшего бестселлера — молодого писателя Маркуса Гольдмана. В этой семейной саге с почти детективным сюжетом Маркус расследует тайны близких ему людей. С детства его восхищала богатая и успешная ветвь семейства Гольдманов из Балтимора.