Воспоминания - [89]

Редакция «Верности»

Будучи еще совсем молодой, я начала искать Бога. Передо мной стоял вопрос о цели жизни. Все думала – для чего мы живем? Я не могла мириться с тем, что со смертью нашей кончается все, как думало большинство окружавших меня людей.

Часто я слышала в душе моей голос, не позволявший нарушение заповедей Божиих или не допускавший меня пройти равнодушно мимо страждущих без того, чтобы не протянуть им руку помощи.

Но у меня не было побуждения молиться. Я не умела молиться. Когда я вышла замуж за генерала П. К. Ренненкампфа, человека очень верующего, который всегда молился и за все благодарил Бога, он стал указывать мне на то, что молиться – необходимо; и мы всегда молились вместе, перед отходом ко сну. Утром же генерал вставал очень рано и молился сам. Я просыпалась поздно.

Муж мой, генерал, был лютеранином; но он уважал все вероисповедания. Следил он также за тем, чтобы подчиненные ему солдаты исполняли требования их церкви и посещали богослужения.

Когда генерал был командиром Ахтырского полка, он несколько раз жертвовал облачения для священников; а при выходе из полка подарил в ту же православную церковь люстру в 36 свечей.

Как-то я купила кое-что из серебра, для сервировки нашего стола. Муж мой удивил меня вопросом – поблагодарила ли я Господа за то, что у меня все это есть, и Он еще дает мне возможность приобретать то, что недоступно другим людям. Я была поражена утверждениями генерала, что Господь ведает даже такими мелочами в нашей жизни, так как я представляла себе Бога – далеким от нас и недоступным.

Генерал бывал по долгу своей службы в Виленском соборе. В качестве командира 3-го корпуса и позже, как командующий Виленским военным округом, он, хотя и лютеранин, простаивал длинную православную службу, воздерживаясь от малейшего движения. Все удивлялись его выдержке. Многие приходили в церковь специально посмотреть, как генерал «выстаивал» службу. Он старался стоять в церкви так, как подобает благоговейно предстать во фронт пред Самим Господом Богом.

Когда генерал уходил на войну с Германией, он был приглашаем в несколько церквей для молитвы о благополучии России и ее армии. Молился он об этом в православном соборе, в лютеранской церкви и посетил даже синагогу, где евреи совершили торжественное моление с чудным пением. Тогда евреи поднесли генералу священный свиток, а мне – цветы. Уходя на войну, генерал просил помощи Божией в деле, порученном ему Государем Императором. Так же муж мой молился и в трудные времена войны.

Когда генерал вышел в отставку, то, по особому обету, он перешел в православие. На мой вопрос, почему он <это> сделал теперь, а не раньше, он сказал мне, что в отставке – он свободный человек; а если бы он принял православие, когда находился на действительной военной службе, люди могли бы посчитать, что он выслуживается в православном государстве и ищет себе преимуществ, особенно в то время, когда военно-патриотические настроения в России восставали против всего, что было хотя бы в некоторой связи с Германией.

До самой своей мученической смерти (генерал был зверски убит большевиками, и об этом впервые было трогательно и подробно рассказано в печати генеральшей Ренненкампф в «Верности», соответствующий выпуск каковой можно выписать от конторы этого журнала за 30 центов американских, уплачиваемых вперед) генерал Ренненкампф оставался верен Господу, которому он молился, как Богу живому, прославляя Всевышнего за все хорошее и даже за горькие переживания. Не был генерал злопамятным и мстительным. Врагов у него было немало, но не платил он им злом. По свидетельству очевидцев, генерал стойко перенес все пытки перед страшным расстрелом его большевиками, был погружен весь в молитву. Ожидая смерти от большевиков, генерал просил меня не мстить им.

Однажды, в час редкого досуга, генерал рассказал мне об одном удивительном случае в его жизни, как доказательство того, что Господь может сделать, по молитве уповающих на Него, как спасает Бог прибегающих к Нему.

В Китайскую кампанию 1900–1901 гг. небольшой отряд генерала Ренненкампфа шел к городу Момпашан, занятому хунхузами, чтобы взять его. Но это оказалось невозможным, так как крепостные бойницы наносили большой урон маленькому отряду в 245 человек. Никак нельзя было выбить ворота города; это требовало много сил, и не хватало людей для прикрытия. Кроме того, хунхузы зашли в тыл отряду; пришлось русским отступить в ложбину, покрытую редким лесом. Нашли глубокий овраг, в который и укрылись все. В глубину оврага выстрелы неприятеля не доходили. Но скаты обстреливались легко. У русских уже чувствовался недостаток патронов, и они стреляли лишь залпами по смельчакам из банды хунхузов, которые подходили близко, человек по пятьдесят.

Так русские просидели до наступления темноты. Деваться было некуда. Множество китайских хунхузов виднелось на окружающих высотах. Нечего было и думать о том, чтобы отрезанному русскому отряду идти на соединение с главными русскими силами. Надо было думать об отступлении по тому самому пути, по которому пришли. Разведка донесла, что русский отряд окружен со всех сторон врагами. Русским нужно было пробиваться через толщу врагов.