Воспоминания - [85]

Теперь, после моего сознательного уверования во Христа и в Евангелие Его, я говорю: «Слава, хвала, благодарение Богу за то чудо!»

Тогда же я забыла благодарить Творца за Его помощь мне – забыла от радости; в заботах моих о полном восстановлении здоровья ребенка я просто не имела времени поклониться Богу. Но знаю, что как исповедала я грехи мои перед распятым за нас Спасителем нашим, Он простил меня, ибо прощает всех прибегающих к Нему.

Под охраной Божией

Гостила я в имении «Погулянка» графа П., на берегу Двины, около Двинска. Там же со мною была подруга, молодая девица. Мы уходили с ней от светского общества и совершали уединенные прогулки. Это для нас было самым дорогим наслаждением. Обеих нас постигло горе. Я потеряла первого мужа, а она – сестру, и это произошло в один и тот же год. Мы носили траур и делились печалью друг с другом. Только природа нас утешала. Однажды далеко забрели мы в лес. Собирали грибы-боровики, и как-то заблудились.

Все дачники уехали в этот день на пикник, устроенный графом П. Отправились они по Двине на пароходах, с военным оркестром; а нас все это не интересовало.

В лесу не было ни души. Из-за этого пикника вокруг особенно было тихо. Стало темнеть. Лес густой. Тишина была такая, что сосны не шелохнулись. Что делать? Стало нам жутко. Неужто ночевать в лесу? Да и домашние будут в тревоге.

Начали мы с подругой кричать: «Ay! ау!». Минут через пятнадцать кто-то стал нам отвечать. Голоса были мужские и хриплые. Мы притаились. К ужасу нашему увидели пьяных солдат-музыкантов, возвращавшихся с парохода после пикника. Страх сковал наши сердца. Вспомнились тут мне еще рассказы моего родственника о преступлениях некоторых распущенных солдат в этих лесах. Мы были беззащитны. Вдруг осенила меня мысль: «А Бог! Он защитит!». Я потащила подругу за небольшой кустарник. Мы не могли ни соображать, ни говорить. Язык будто отнялся. Мы стали на колени. Я посмотрела на нее, она на меня. Вдруг подруга разразилась истерикой. Это было еще опасней. Выпившие солдаты могли бы услышать нас. Они были близко; видимо, искали нас. Я подала подруге знак, чтоб молчала. Другой рукой показала ей на небо. Она поняла меня. Я перекрестилась. Мы молились про себя. Молитва у меня была своя – от души и сердца. Как долго мы молились, не могу сказать; а только потом увидели, что солдат не было, и голосов их больше не было слышно.

Сразу мы не вышли из-за своего плохого укрытия, боясь, что солдаты поджидают нашего появления. Прошло некоторое время, и тогда мы решились куда-нибудь пойти. Получилось все так хорошо, что через короткое время мы нашли дорогу, которая и была-то, как оказалось, совсем близко к нам. Вскоре мы были уже дома.

Только теперь я понимаю, как Бог хранил нас в рассказанном случае. А тогда, хоть и молилась и помощь Божия пришла, я приняла все это за должное.

Дома, когда мы вернулись, была большая суматоха. Нас уж хотели идти разыскивать в лесу с фонарями. Родственники нас пробрали за наш уход в лес, и мы дали слово – больше никогда не уходить так далеко. Ничего не утаивая, мы рассказали о повстречавшихся солдатах. Все ахали и охали, но как-то Бога и не вспомнили, а ведь только Он Один и был нашей охраной.

Бог – скорый помощник в бедах

Есть у меня порядочно кой-чего рассказать читателям дорогого журнала «Верность», и, может быть, нечто будет некоторым полезно. Расскажу еще о следующем. Хоть была я светской, мало молящейся, неблагодарной Богу, а все-таки была у меня скрытая жажда приближения к Богу. Существование Его для меня было несомненно. Но у меня не было сознательного постоянного общения с Ним. Спасение Христово рода человеческого на Голгофе было для меня смутно. Не была я атеисткой, но ведь этого мало.

Вот теперь мы, русские, беженцы. Покинули свою Родину и рассеялись по лицу всей земли. Везде-то мы пришельцы и изгнанники. Бедствие это допустил в нашей жизни Господь за наши согрешения, за наше неверие. Мало было в народе познания Святого Евангелия…

Ушла я из России с дочерью и еще с одной сироткой-девочкой, дочерью одного генерала. Бежали мы из Таганрога в Алупку, в Крым. Там нашел меня брат первого моего мужа и привез на греческой миноноске «Эракс» в Константинополь. Тут мы пробыли месяц. Брат не нашел здесь работы и переехал в Афины, в Грецию. Нас троих он тоже взял к себе. Наконец устроился он в одном банке. Поселились мы в одной небольшой квартирке и скромно стали жить. Все работали. Деверь мой, благодеянием которого мы жили, был человек умный и образованный; знал много языков. В Российском банке, в свое время, он занимался крупными экспортными делами. Был он также отличный законовед. В греческом банке его эксплуатировали, как беженца. От него брали как можно больше, а ему не додавали. Жили мы стесненно. Но были одеты; дети учились. Доброта и самоотвержение деверя были исключительные.

Но вдруг заболевает мой милосердный родич. Температура – 40 <градусов> и выше. Зову доктора, который ошибся в диагнозе и лечил неправильно. Больной теряет сознание. У меня полное отчаянье. Положение тяжелое, и жалость большая была к этому хорошему человеку. В бессонные ночи думала не раз: «Не дай Бог умрет; но что с нами тогда будет!» Не отходила я от больного. Приглашаю профессора. Выясняется ошибка доктора. Говорят: «Ошибка врача – воля Божия». Необходима была немедленная операция. Профессор знал, что мы не можем платить, и предложил он сделать операцию даром. Но за содержание больного в больнице надо было платить. Трудно было перевезти страдавшего; он такие испытывал боли, что нельзя было к нему прикоснуться. И денег на перевозку в карете скорой помощи не было. Стала я тогда молиться Богу. Успокоилась душа после молитвы.