Воспоминания - [75]

Муж, как мог, берег своих детей, сестер и мать. Он боялся доставить беспокойство престарелой матери и однажды даже не сообщил ей, что держит экзамены в Академии Генер[ального] штаба, а только просил не ждать его к обеду. Сказал, что обедает у приятеля. Муж великолепно выдержал все экзамены. Вернувшись домой, он попросил поскорее дать ему покушать, так как проголодался и совсем забыл о том, что якобы обедал у друга. В ответ на удивленный взгляд матери и ее недоумение, как можно проголодаться после званого обеда, он рассмеялся, и тут вся правда открылась.

Со своими братьями и сестрами (у него было три брата и две сестры) он жил в большой любви и дружбе. Семья их была очень сплоченной: горе или радость одного была горем или радостью всех братьев и сестер.

Муж особенно дружил со старшим братом Владимиром. Они вместе росли, учились и служили. Самым же старшим из братьев был Яков. Последние годы он жил в Петербурге, а до этого в Астрахани, куда муж ездил его навещать. Владимир оставил воин[скую] службу из-за слабого здоровья и поселился в Петербурге. Он занимался пороховым делом, был директором нескольких порох[овых] об[ществ] – видным петербургским деятелем и богатым человеком. С ним мой генерал виделся чаще всего. Владимир устраивал для него парадные обеды, на которых бывали желающие познакомиться со знаменитым тогда генералом Ренненкампфом.

Младший брат Жорж жил в поместье и управлял еще двумя своими имениями. Он хотел обеспечить безбедную жизнь своим семерым детям, но, оставаясь на военной службе, не смог бы этого сделать. За тремя имениями нужен был хозяйский глаз, иначе управляющие злоупотребляли бы, и неизвестно, что досталось бы детям после его смерти. Он ушел в отставку и стал настоящим помещиком. Этот брат был удивительно здоровым человеком – гнул подковы. Всю свою энергию, время и труд он отдавал хозяйству и был прекрасным хозяином. В его имениях росли и грибы, и спаржа, причем на почве, на которой раньше невозможно было ничего посеять. Люди приезжали посмотреть на его чудеса и поучиться уму-разуму. Он же всегда говорил: «Терпение и труд все перетрут».

Он погиб, когда ему было за пятьдесят – немолодым, но был силен, бодр и неустрашим. Мир праху твоему, маленький герой, ты сделал, что мог.

Муж мой не любил германцев и пруссаков. Всегда говорил, что они материалисты, грубы и заносчивы. Об их женщинах, за редким исключением, отзывался как о бессердечных созданиях, готовых за деньги на все. Считал их самыми отчаянными и бесстыдными шансонетками.

Дома он не говорил по-немецки, разве только с теми, кто не знал или плохо знал русский язык. С нами же разговаривал только по-русски. Прибалтийские немцы его за это не любили и считали страшным русофилом. Как же мог русский офицер не быть русофилом?

Как-то мужа пригласили в Ревель на заседание легата фамилии Ренненкампф. Это было филантропическое общество с большим капиталом и годовыми член[скими] взносами, с утвержденным Государем уставом. Муж мой поднял бучу из-за того, что заседание велось на немецком языке, но не мог ничего поделать, так как многие члены общества не знали русского языка. Особенно же он протестовал против составления отчета по-немецки (отчет следовало представлять Государю Императору ежегодно, а общество этого давно не делало). Муж требовал соблюдать устав общества, предусматривавший составление отчета на русском языке. Генерал подбил своего брата Владимира поехать на это заседание, и тот шумно поддерживал все его протесты. Эта история подлила масла в огонь, и мужа еще больше невзлюбили…

Во время повальных обысков, проводившихся большевиками по всему Петербургу, очередь дошла и до брата моего мужа Якова – старика более семидесяти лет. Он владел Ирининским торфян[ым] обществом и жил на девятой линии Васильевск[ого] острова, кажется, в доме № 46.

Явившиеся к нему большевики увидели на стене громадный портрет моего генерала. На обычный вопрос, кто этот генерал и почему его портрет висит у Якова, последовал ясный и простой ответ, что это родной брат – генерал Ренненкампф – гордость всей семьи. Большевиков удивил такой бесстрашный ответ.

Затем они потребовали немедленно сдать все имевшееся в доме оружие. Яков обещал это сделать и велел экономке принести все ножи и вилки, какие у них были. Она тотчас же с улыбкой принесла их. Яков сказал, что он, к сожалению, не военный, и это все, что у него есть. Большевики ответили: им нужно оружие, а не столовые ножи и вилки. Пусть благодарит Бога, что он – глубокий старик, другому эти насмешки не прошли бы даром. Яков же на это возразил, что ножи и вилки вполне могут заменить оружие. Этим инцидент и закончился. Яков от души посмеялся над большевиками и их обыском.

П. К. Ренненкампф был настоящим рыцарем во всем. Он был удивительным мужем – за все время совместной жизни между нами ни разу не было ни одной вспышки или разногласия. Муж всегда был вежливым, тактичным, мягким, ласковым и добрым; заботился обо мне и наших детях. Как только его хватало на все! Если он уезжал по своим служебным делам или на войну и мы расставались, то каждый день я обязательно получала от него письмо, полное ласки и любви.