Воспоминания - [3]

— Ведь вошедший в семейный дом мог оказаться коварным, беспощадным, безжалостным врагом — разве мало было тому примеров на веку каждого, из сидящих за этим столом?!…

Но святая Троица — Закон, Традиция, Обычай — надёжно охраняли пришельца–гостя (за статистическим исключением, правда). Потому не было — не могло быть — человека, — хозяина дома, — который держал бы оружие (Вот она, истина!) против гостя даже из за того только, что гость этот, — смешно сказать, — смешно, стыдно и дико выговаривать эти слова! — мог оказаться врагом, убийцей даже… Прости Господи, совсем…

— Ибо держать оружие против гостя, а значит, ради спасения даже собственной жизни, оказывается по законам предков — наших предков, друзья мои — величайшим из грехов, самым большим грехом в мире!…Во, как!

Здесь Иосиф, — говорила мама, — многозначительно поднимал кустистые брови и указательный перст десницы, провозглашая и подтверждая полное согласие своё с самой правильной в мире верой моего дорогого зятя батоно Рихарда…

Конечно же, не весёлые эти застольные чудачества (или, всё же, софистские розыгрыши?) Иосифа разрешили спор в пользу мужа любимицы родителей Софико. Совсем не они. Спор решили старшие внуки, чинно вошедшие однажды и неожиданно в дом деда в Маглаки в настоящих сванских снежно белых чоха с золотыми по серебру газырями, сшитыми, между прочим, елизаветпольским портным–немцем.

Только и всего.

2. Лела

Лела Константиновна великолепно знала, как покорить сердце грозного супруга её…

Жену свою все долгие годы их супружеской жизни Иосиф любил нежно и уважал искренне и глубоко ещё и за предназначавшийся мужчине острейший ум, такт. И, конечно же, за совершенно непостижимую красоту.

Лела была синеглазой Афродитой с волосами маслянистого золота. Художники осаждали дом Эмхов, где гостиные увешаны были её портретами разных лет кистей известных русских и европейских мастеров. Были слухи, что красота её поразила жандармского полковника, преследовавшего её бежавшего из Кутаисской тюрьмы отца после убийства Гагарина. Спасла семью. И отца тоже. А была она тогда девочкою совсем.

До глубокой старости свежесть девическая и царственная стать отличали восхитительную эту женщину…

Мама твёрдо была убеждена, что все идеи относительно службы сыновей и внуков в этой семье как, впрочем, и все иные серьёзные идеи исходили от Лелы. Но неизменно она умела показать, что это, конечно, инициативы её мудрого и блистательного супруга. А она — женщина — верная и покорная жена, только соглашается со своим мужчиною.

— Несомненно, говорила мама, что, конечно, Иосиф многое понимал прежде и глубже чем казалось, но — действительно мудрый человек — умел достойно вести свою трудную роль требовательного мужа в извечной семейной игре (дающуюся, право же, не всем, далеко не всем!).

Кто знает, быть может в такой вот именно семейной игре и заключается секрет спокойного счастья грузинских, — да и вообще всех истинно человеческих, — семей?

Во всём соглашаясь с мужем относительно судьбы внуков, Лела считала естественным настаивать на необходимости устройства жизни внучек своих, к которым причислялась и мама. Главным образом из–за того что отец её (дед мой), земский врач, почти постоянно сопровождаемый мамою (моей бабушкою), вечно мотались где–то по эпидемиям в чуть ли ни в лапландских весях Бог знает какой далёкой Финляндии.

А маму мою Лела любила особенно, — нет–нет, — не из–за того самого волшебного полога духа Анны Кирилловны не уставала повторять она… Хотя, исключить обстоятельство это невозможно…

Понятие устройство ассоциировалось у Лелы с понятием ввести в свет. В те годы и на Кавказе это было естественным. Как вообще естественным было именно решать судьбы дочерей и внучек. Не только потому, что обычаи налагали всю ответственность за судьбы девочек на родителей и дедов. Тут ещё другое было: дочери, внучки — эти милые, ласковые, работящие и, в принципе, беззащитные дети — были всегда и особенно любимы их отцами, людьми иногда суровыми, большей частью грубыми, дурно воспитанными (кто и где воспитывали их?) и уж, конечно, не сентиментальными (для публики, во всяком случае). И как бы жестко, а порою и сурово, даже жестоко обычаи Востока не допускали относиться к женщине именно грузины на протяжении всей своей глубоко трагической истории были и остались самыми уютными (выражение мамы) и добропорядочными мужьями. И отцами дочерей. И уж, безусловно самыми нежными дедами.

Постоянно стремясь облегчить и украсить участь, жизнь и судьбу родной дочери, они настойчиво искали и всегда почти — к чести их — находили пути к её счастью. Казалось бы, — бескомпромиссные приверженцы и охранители чистоты настоящей грузинской семьи, тем более, отмеченной титулами сословной лестницы, они никогда, за редчайшим исключением, не мешали дочерям своим любить и по любви выходить замуж даже за грузинских швило низких родов, даже за парней фламандцев, голландцев и немцев из фермерских колоний. — А что делать, сетовали? Такова судьба. Господи, прости и помилуй… Только вот что ещё соседи скажут?… И не мешали. Потому как знали, что отдают дочерей в прочные трудолюбивые и, что там, зажиточные семьи — пусть крестьянские, — где девочки их, тем не менее, никогда рабочим скотом не будут…