Воспоминания артистки императорских театров Д.М. Леоновой - [38]

Лондон мне не понравился: почему? не сумею даже этого объяснить: я приехала осенью, когда в Лондоне кончается сезон театров и концертов. На другой день моего приезда, давали второй раз «Аиду» с Патти. Я отправилась в спектакль, чтобы видеть здешний театр и составить понятие о лондонской публике; певцов же я знала почти всех. Роскошно одетые дамы приехали в ложи с букетами. Смотрю, и в первый ряд кресел пробираются дамы также с букетами. Меня очень интересовало, как будут бросать эти букеты на сцену. Каждый акт жду, что будет; но дамы продолжают держать букеты. Кончается спектакль.

Вот, думаю, теперь начнется бросание букетов; но увы! все дамы, как пришли, так и ушли с букетами. По окончании спектакля, публика вызывала артистов два — три раза и очень холодно, хотя исполнение было очень хорошее, и оркестр превосходный.

Так как сезон в Лондоне кончился, и мне нельзя было рассчитывать устроить что-нибудь, то я и поспешила через Диэп уехать в Париж.

В этот приезд мой в Париж я исключительно занялась своим туалетом, для того, чтобы, приехав в Петербург, показать моим завистникам, что до путешествия своего я никогда не могла иметь подобных туалетов. 

XI

Возвращение в Петербург, — Риск погибнуть от неосторожности пьяного извозчика. — Намерение кончить артистическую карьеру. — Приглашение участвовать в благотворительном концерте. — Репетиция в холодной зале. — Простуда. — Мои нравственные страдания. — Недоброжелательство капельмейстера Н. — Мой концерт в Купеческом собрании. — Смерть Федорова. — Странное совпадение. — Композитор Мусоргский. — Открытие курсов пения. — Кончина Мусоргского. — Переселение мое в Москву.

Слава Богу, я возвратилась домой, в Россию, тем же путем как и три года тому назад, но с спокойной душою, чувствуя, что мною сделано то, что доступно не всякому артисту, тем более русскому, на что не отважился бы даже иной иностранец, потому что каждый побоится поставить на карту свою жизнь в дальних морях и странах, и вот вдруг в Петербурге, когда все опасности дальнего путешествия миновали, пустой случай чуть-чуть не погубил меня.

Возвратившись в Петербург, я должна была устроить некоторые свои дела. Взяв извозчика, еду по Садовой и не замечаю, что извозчик пьян и не видит встречную конку. Я кричу ему «конка». Он ничего не слышит, спокойно покачивается себе; я хватаю его за правую руку и так как вожжи были у него в руках, то лошадь свернула. Если б не это, то мы столкнулись бы с конкой, потому что хотя мы и свернули, но лошадь конки коснулась уже моего плеча. Я страшно рассердилась и пришла в сильнейшее негодование на то, что, проехав благополучно кругом света и добравшись до родной страны, рисковала погибнуть от несчастного случая на улице Петербурга.

Наконец, я в своем гнезде, — в Ораниенбауме. Я начала устраиваться здесь, думая совсем покончить со своей артистической деятельностью. Но не тут-то было — терпения у меня хватило только на год, или на полтора.

Кончилась война. Возвратились войска. Меня просили принять участие в концерте в пользу вдов и сирот конно-артилерийской батареи, рассчитывая, что мое имя сделает сбор, так как после путешествия я появлюсь в этом концерте в первый раз.

Как только концерт был назначен, все билеты были разобраны. На репетиции оркестром дирижировал капельмейстер Н. После репетиции ко мне подошли члены благотворительного общества, статс-дамы и фрейлины, с величайшими похвалами. Действительно, на репетиции я пела так, что сама была довольна. Но редки бывают такие удары в жизни, какой я испытала вечером в тот же день. Не замечая холода в зале, я жестоко простудилась на репетиции, тем более, что Н, словно нарочно, заставлял меня несколько раз петь «Лесного царя». От этого холода у меня сразу сделался бронхит. Репетиция происходила в Дворянском Собрании. Возвращаясь с репетиции и чувствуя какую-то неловкость в горле, я тут же сказала даме, которая со мной ехала, что с голосом у меня не совсем ладно. «Представьте, говорю я, ведь я в первый раз выступаю после кругосветного путешествия. Какой важный шаг я делаю, зная в то же время, что именно мое имя способствовало главным образом привлечению публики; три года писали обо мне, о моих успехах во время путешествия, я должна бы поэтому явиться публике в полном блеске, и вот неожиданная простуда становится препятствием, чувствую, что голос у меня садится и садится». Приехав в день концерта в Дворянское Собрание, я узнала, что концерт будет удостоен посещением Высочайших особ; прислано было распоряжение не начинать концерт до их приезда. Подбегает ко мне распорядитель, артиллерийский полковник и предлагает руку, чтобы вывести меня на эстраду. После увертюры я должна была с оркестром петь «Лесного царя». Я говорю: «Постойте немного, дайте попробовать голос». Пробую. Ни единой ноты нет! Я объясняю ему в чем дело. «Это всегда говорят так пред началом концерта», — возражает он. Выхожу на эстраду. Посыпались венки, цветы! Я же чувствую, что совершенно без голоса, чувствую даже боль! Во всю мою артистическую жизнь я не испытывала такого критического состояния как в этот раз! Это был момент близкий к помешательству. Начинаю петь и чувствую, что голос мой совершенно без всякого звука, как бы совершенно пропал! Пою и думаю, что если голос у меня оборвется, то я просто извинюсь перед публикой и уеду; но голос не обрывался, и я кончила балладу совершенно матовым звуком.