Воспоминания артистки императорских театров Д.М. Леоновой - [29]

Общество пароходства так было внимательно ко мне, что поднесло бесплатные билеты на весь путь.

Пароход отвалил и глазам нашим представился великолепный вид: берега высоты необычайной; горы с зубчатыми вершинами, покрытые роскошной зеленью. Одним словом картина красоты и дикости невообразимой.

Скоро я познакомилась с обществом, находившимся на пароходе, и между прочим с ехавшим с нами губернатором города Благовещенска. Он спросил меня намерена ли я остановиться в Благовещенске. Я отвечала, что билеты мне выданы прямо до Николаевска и потому трудно будет это сделать. Он заметил, что проехать Благовещенск будет просто грех.

— Дайте мне согласие, — сказал он, — и я устрою все.

Он предложил мне свою залу, послал телеграмму, чтобы приготовили для концерта все, что было нужно. Пароход приходит в Благовещенск в четыре часа по полудни и стоит до часа ночи, так что я успела дать концерт. Одевшись на пароходе, я отправилась прямо петь. Очистилось мне 600 рублей. Концерт кончился в 11 часов, после чего губернатор угостил меня ужином, и я успела вернуться на пароход вовремя, чтобы продолжать свой путь.

Следующая станция была Хабаровка. Хотя местечко это в роде деревни, но там живет много служащих, которые просили меня дать концерт. Я остановилась у известного меховщика Плюснина, который поднес мне в концерте сорок соболей.

Из Хабаровки я направила свой путь в Николаевск. Там особенно обрадовались мне моряки, которые знали меня по Кронштадту. Заранее еще отведена была мне квартира в одном семействе. Тут я чувствовала себя так, как будто приехала в родное место. Я дала четыре концерта, сопровождавшиеся всевозможными овациями. Мне опять поднесли соболей и восторги были так сильны, что губернатор сказал мне:

— Рассказывайте, матушка Дарья Михайловна, как мы вас здесь чествуем!

Так как это был почти предел путешествию моему по Сибири, и туалет мой, от многочисленных концертов, значительно уже поблек, то опытные люди посоветовали мне сделать аукцион. Нечего говорить, какую цену давали за крупные вещи, лишь бы иметь что-нибудь от меня; для примера скажу, что цветок, за который было назначено 50 коп., доходил до десяти рублей.

Мне хотелось переехать в Японию прямо из Николаевска, но моряки досоветовали, чтобы я села на морской пароход из Владивостока, так как настоящих рейсов отсюда не было и меня могли завести в Камчатку. Поэтому я из Николаевска вернулась на Хабаровку, где меня упросили дать еще два концерта. Отсюда пароход по Уссури отходит несколько раз в неделю.

Мне рассказывали еще раньше, чему я не верила, будто бы в Уссури столько какой-то большой рыбы, что она вскакивает в каюту. Теперь, проезжая здесь, я была сама очевидицей этого: к пароходу привязана была маленькая лодочка и от движения пароходного колеса две громадные рыбы очутились в лодочке. Они были так велики, что их достало на обед для всех, бывших на пароходе. Рыба эта, розовая, похожа на нашу лососину, даже вкуснее; там же она ни во что не ценится. Местные жители почему-то не едят эту рыбу и потому на берегу ее нельзя найти. Ее здесь такое множество, что когда бывает ход этой рыбы, раз или два в году, то пароход едва может проходить, потому что колеса задевают за рыбу.

Река Уссури не широка, по берегам ее тянется лес, состоящий из красного, черного, орехового и тому подобных деревьев. Этим-то драгоценным деревом казаки топят печи. В Уссури впадает узенькая речка Сунгача. Подобной речки, вероятно, нет на всем земном шаре. Например: по прямому направлению до какого-нибудь места не более 70 — 80 верст, а по Сунгачи верст триста, до того она извилиста. Едешь верст тридцать и через час, полтора, оказывается, что подъезжаешь к тому же месту, только с другой стороны. Местность здесь совершенно непроходимая, дикая. По берегам цветет виктория; черепахи, величиною в 1/2, в 3/4 аршина, бросаются в воду заслыша пароход; или вдруг на берегу появляется стадо диких коз, которые, испугавшись парохода, бросаются прочь.

Картина удивительная! Речка Сунгача впадает в озеро Хонькау. Подъезжая к озеру мы были свидетелями странного явления: набегает туча и из нее падает что-то в роде небольших белых бабочек. Первый момент после падения они живы, а через секунду уже мертвые. И такое их множество, что на пароходе образовался из них, в несколько минут, слой в два-три вершка, имевший вид мокрого снега. Когда это странное явление стихло и стали мести палубу, то все это обратилось в белую слизистую массу. Затем наступила ясная погода. Мы занялись рыбной ловлей. Пароход был очень маленький и капитан посоветовал нам испытать, как легко может ловиться здесь рыба. Удочку устраивали так: брали простой гвоздь, конец которого загибали; крюк этот привязывали на веревочку и надевали кусочек хлеба. Рыба ловилась так, что едва успевали забрасывать удочки. Эти рыбки в роде наших стерлядок и из них сделали нам превосходную уху.

Наконец, мы вошли в озеро Хонькау. Небольшая буря так взволновала его, что надо было остановиться. Пароходы здесь с плоским дном, и бывали примеры, что от качки перевертывались. Вообще, озеро это, взволновавшись, дня два — три не утихает. Мы пристали к берегу и капитан объяснил нам, что здесь живут ссыльные китайцы. Это так заинтересовало всех нас, что мы спросили, нельзя ли посмотреть этих ссыльных. Они совершенно свободно сидели на берегу и вязали мережи (невода), почтительно нам поклонились и повели нас осматривать свое помещение; чистота его поразила нас. Вокруг стен устроен род диванов, где ссыльные спят один подле другого. Все это очень опрятно, и даже покрыто коврами. Китайцы проводили нас на пароход и, получив от нас несколько денег, очень благодарили.