Воспоминания : 1881 - 1955 - [59]

Дежуривший у дверей каюты флагманский офицер спросил у С. С. Крыма, о ком ему надо доложить, и затем ввел в нее членов правительства. У письменного стола в глубине каюты стоял небольшого роста, полный человек в адмиральской форме - это был адмирал Колторп. Выслушав приветствие С. С. Крыма, он подал ему руку и попросил познакомить с остальными членами правительства, после чего С. С. Крым пригласил его на завтрак на берегу. С любезной улыбкой адмирал ответил, что он, к сожалению, не может принять приглашения, т. к. единственной властью на Юге России, признанной его правительством, является власть ген. Деникина. Наступила минута неловкого молчания, и затем M. M. Винавер, переглянувшись с С. С. Крымом, прочел написанную им по-французски речь, предназначавшуюся для завтрака. Адмирал выслушал речь и, не отвечая на нее, собирался уже проститься, когда произошло нечто, не предусмотренное протоколом.

Чувство унижения и стыда охватило всех, но особенно В. Д. Набокова. На его лице было написано страдание. Под конец речи M. M. Винавера он отделился от группы членов правительства и стал сосредоточенно смотреть в иллюминатор. Вдруг он повернулся и быстро подошел к адмиралу. На прекрасном английском языке он стал говорить ему о том, как во время войны он с группой членов Государственной Думы посетил Англию и был принят вместе с другими на кораблях королевского флота. Он называл корабли, которые ему удалось посетить и фамилии командиров, его принимавших. Адмирал оживился и с видимым удовольствием стал припоминать (180) подробности этой встречи. Беседа могла бы затянуться надолго, если бы вдруг не открылась дверь в каюту и вестовой не возгласил бы: "Lunch, Sir!" Аудиенция была кончена и флагманский офицер проводил правительство до трапа, у которого стояли те же мичмана, опять отдавшие ему честь.

ПРАВНУК ДЕКАБРИСТОВ

(181) Мне не дано было лично знать моих двух прадедов-декабристов, Василия Львовича Давыдова и Сергея Петровича Трубецкого. Я родился уже после их смерти. Но я провел свое детство и юность в Каменке, имении Давыдовых, где в двадцатых годах прошлого столетия была Управа Южного Тайного Общества, председателем которой был мой прадед. В Каменке жила еще его вдова, моя прабабка, и дети ее, рожденные в Сибири, в ссылке, куда она добровольно поехала за мужем. Жил там и сын ее, мой дед, с женой, дочерью декабриста Трубецкого.

Много уже было написано о декабристах и о Каменке, но нигде не найти того, что рассказывали мне эти живые свидетели. Ведь для них участники заговора были либо близкими знакомыми, друзьями, либо родными. Они знали не только их думы, но и их чувства. Они могли в своих рассказах передать то, чем горели их сердца и что было предметом их стремлений. Рассказы их были так живы и ярки, что сейчас, когда я говорю об этом далеком прошлом, мне кажется, что я сам был в Каменке, когда там собирались члены Тайных Обществ, среди которых были Волконский, Муравьев-Апостол, Якушкин, Поджио, Юшневский и другие, и Пестель читал написанную им "Русскую Правду", то есть проект конституции. Всех их хорошо знала и помнила моя прабабушка.

Вспоминая сейчас о ней и о ее детях, моих дядях и тетках, я вновь переживаю те теплые чувства, которые они оставили во мне на всю мою жизнь. Такой высокой нравственной чистоты, незлобивости и любви к ближнему, как у них, мне никогда больше не пришлось встретить ни у кого. Сохранившийся же навсегда в семьях Давыдовых и Трубецких культ (182) памяти декабристов рано убедил меня в том, что эти моральные качества отличали всю их среду. Из того же, что я слышал от прабабушки, я понял, что декабристов вдохновляла на подвиг глубокая любовь к ближним, к человеку, и стремление к его благу. Благо это они не представляли себе вне полной свободы его личности. К этому убежденью они пришли путем знакомства с тем, что тогда происходило в Европе, за пределами нашей страны. То было время, когда там, после векового порабощения народа, всходило солнце свободы. Декабристы принадлежали к самому образованному кругу тогдашнего общества и могли читать все, что писалось тогда на Западе о свободе и о новом государственном строе, способном эту свободу обеспечить. Будучи горячими патриотами и любя свой народ, они желали для него и для своего отечества тех благ, которыми уже пользовались западные народы. Отечественная война 1812 года и изгнание из нашей страны Наполеона, совершенное нашим народом, еще более укрепили их убеждения. Принимая участие в этой войне и деля с солдатами все ее невзгоды, они оценили высокие душевные качества русского народа и осознали, чего он достоин. Последовавшие за этой войной заграничные походы нашей армии, в которых тоже участвовали будущие декабристы, дали им возможность воочию узнать, какими благами пользовались и как жили люди в странах, где была осуществлена личная свобода человека. Это породило в них чувство гражданского долга. Долг этот они видели в том, что они обязаны добиться для своей страны и для своего народа, проявившего столько доблести, возможности пользования теми же благами.