Воспоминания : 1881 - 1955 - [57]

Нечего и говорить, что желание крестьян привлечь меня - помещика и барина - к сотрудничеству с ними в обстановке восторжествовавшей революции не могло не поразить меня глубоко. Это было доказательством того, что все мои размышления об отношениях между крестьянами и помещиками были верны. Я одержал победу, доставившую мне большое моральное удовлетворение, но от этого до участия в создании сельскохозяйственной коммуны было очень далеко. Никогда не быв социалистом, а тем более коммунистом, я не мог решиться на участие в большевистском начинании. Для меня было ясно, что социализация нашего имения было делом заседавших в Симферополе большевиков, желавших сохранить культурное имение как будущий совхоз. Это было обманом, имеющим целью предупредить разграбление хозяйства крестьянами и раздел между ними земли. Присутствие на сходе агитатора это подтверждало. Не предусмотрели большевики одного - моей роли в этом деле. По странному стечению обстоятельств, мой интерес совпал с большевистским, с той только разницей, что не веря, как все тогда, в долговечность советской власти, я видел в социализации Саблов при моем участии единственную возможность сохранить их ценность для моей семьи.

Все эти мысли быстро промелькнули в моей голове, и я согласился на предложение крестьян. После этого я счел долгом объяснить крестьянам, что они, конечно, не знают, что собой представляет социалистическое хозяйство или, как я его назвал, сельскохозяйственная коммуна. Я указал им на то, что в такой коммуне нет места для частной собственности, а потому отныне вся их земля, наравне с нашей и Мордвиновской, станет коммунальной. Та же участь постигнет и их инвентарь как живой, так и мертвый. Все члены коммуны обязаны будут без вознаграждения работать по очереди определенное число дней в году. "Впрочем", - добавил я, - "я напишу проект устава коммуны, который будет утвержден советом".

Как новый член сельского совета, я тут же был приглашен на его заседание, на котором обсуждались детали (174) принятого на сходе решения. Между прочим мое годовое жалованье было определено в 18 тысяч рублей и меня просили пригласить на жительство в Саблы мою мать. На прощание Петро Гутенко сказал мне: "Я знал, что Вы согласитесь остаться с нами, недаром Ваши предки были сосланы за правду в Сибирь". Упоминание Петром Гутенко о моих предках-декабристах покоробило меня, для меня это было их профанацией.

В тот же день я принялся за составление устава "Саблынской Сельскохозяйственной Коммуны" и скоро почти закончил его, когда сельский совет уведомил меня, что осуществление проэкта отложено до конца месяца.

10-го января Крымский полуостров был занят севастопольскими матросами и рабочими, расстреливавшими на месте всех без разбора помещиков, не успевших покинуть свои усадьбы. Мне и моим удалось уехать из Саблов в последнюю минуту, когда вооруженный народ был уже в моем парке.

В Крыму установилась советская власть, скоро объявившая Саблы совхозом и доверившая управление ими моему управляющему. По дошедшим до меня сведениям, Саблы и по настояшее время остаются в государственном управлении, в котором крестьяне никакого участия не имеют.

ВСТРЕЧА

(175)

Hад Севастопольской бухтой стояло солнечное свежее утро 26-го ноября 1918 года, когда в нее медленно входила эскадра из более чем ста кораблей. Это был соединенный флот победоносных союзников, только что подписавших перемирие с немцами. В первый раз после четырехлетней войны, в которой Россия пролила столько крови рядом с победителями, корабли их входили в русскую военную гавань. Но ни одного салютного выстрела не было сделано с них. Салютовать было некому и нечему. России не было, и флаг ее нигде не развевался: ни над крепостью, ни над остатками когда-то русского флота. Над русскими кораблями реяли "жовто-блакитные" украинские флаги, а береговые батареи давно были разоружены немцами, занимавшими крепость. Это не был визит России, а военная демонстрация силы перед немцами и их союзниками украинцами. Командовавший пришедшей эскадрой адмирал не съехал на берег, чтобы, по международному обычаю, посетить командира русского флота и последний не поехал к нему. Вместо этого на небольшой пристани, рядом с Графской, стояли в ожидании минуты, когда флагманский дрэдноут "Суперб" бросит якорь, две небольшие группы: - одна состоявшая из двух военных, командира небольшого отряда Добровольческой Армии, расквартированного в Крыму, и его начальника штаба, другая - из 10-ти человек, членов Крымского Краевого правительства и пишущего эти строки, исполнявшего обязанности "начальника протокола".

Крымское Краевое правительство было образовано 16-го ноября 1918 г., т. е. за десять дней до описываемого утра, чтобы заместить ушедшего в отставку после заключения союзниками перемирия с немцами самостийно-татарского (176) ген. Сулькевича, поддерживаемого ими. Сначала, еще при немцах, до своего прихода к власти, оно имело целью предотвратить отделение Крыма от России и ввести в нем демократическую форму правления. Затем, когда немцы стали готовиться к уходу, перед ними встала другая задача - заполнить пустое место и установить хоть какую-нибудь власть в крае. Положение его было тяжелое. С уходом немцев в Крыму не оставалось никакой вооруженной силы, даже полиции для поддержания порядка и оказания сопротивления местным большевикам, могущим поднять восстание. На просьбу о помощи нового правительства, ген. Деникин ответил, что никакой значительной воинской части он в настоящее время уделить не в состоянии и что может лишь прислать незначительный отряд для "психологического эффекта". Оставалась одна надежда на союзников, и главным образом с этой целью правительство встречало союзный флот.