Воспоминания: 1802-1825. Том I - [74]
Мы занимали линию в виде хорды перед турецким лагерем, который был зажат в самом узком месте этой дуги и находился почти напротив города Видин. Другая часть турок осталась на другой стороне реки позади крепости. Несмотря на приказания высокого начальства, паша Видина соблюдал строгий нейтралитет, который мы старались поддержать всеми способами. Он продавал туркам продукты питания по очень высокой цене и не позволял своим соотечественникам входить в город иначе, чем маленькими группами и без оружия. Мы, со своей стороны, обещали ему не заготавливать фураж на принадлежащих ему территориях и оказывали ему различные услуги. Справа от наших аванпостов находилась гора Калафет, которая возвышалась над крепостью и лагерем, занятым турками на этой стороне реки. Редуты, которые мы строили один за другим ночью, приближали нас к позициям противника.
Часть нашей флотилии наблюдала за рекой позади крепости, другая ее часть сторожила переправу у Лома, в 30 верстах ниже по течению. Эта переправа была в распоряжении неприятеля, так как он занимал небольшой островок с тем же названием, находящимся на расстоянии пистолетного выстрела от нашего берега.
С целью поддержать благородные и тяжелые усилия сербов, сражавшихся, несмотря на резни и жестокости, за свою независимость как разъяренные тигры, в Сербии находился наш пехотный полк и небольшое количество конницы под командованием генерала Орурка.
Кара-Георгий, предводитель этого столь же храброго, сколь и жестокого народа, показывал примеры нетерпения и ненависти к мусульманам. Эта борьба походила больше на последствия мучений, чем на войну, сражения только усиливали ожесточение с обеих сторон. Тем временем, опасаясь оказаться не в состоянии сопротивляться численно превосходящему противнику, когда лихорадка сильно сократила число наших солдат, генерал Засс был вынужден дать генералу Орурку приказ вернуться со всеми его войсками и на время оставить сербов сражаться самим.
Ежедневно укрепляющиеся на островке Лом турки угрожали нашим коммуникациям и спокойствию всей Малой Валахии. Надо было избавиться от этой опасности. Подполковнику Энгельгардту было приказано занять островок и укрепиться там. Силами двух пехотных батальонов и при помощи орудийного огня с судов нашей флотилии, ему удалось захватить островок и его укрепления, а также взять в плен сильный гарнизон в 500–600 человек. В этом столкновении мы потеряли молодого Обрезкова, офицера, подававшего самые лучшие надежды. Мне было поручено командовать аванпостами, что было непросто из-за близости к неприятелю, его ядра проносились над нашими головами, а наши пикеты стояли на расстоянии ружейного выстрела от него. Особые предосторожности надо было предпринимать по ночам, и часто мы были вынуждены бросаться на помощь нашим аванпостам. Наш лагерь покрывали укрепления, которые были сооружены ночью и служившие в случае необходимости укрытием нашим пикетам. Они позволяли простреливать позиции противника.
Однажды, когда в обоих лагерях царило полное молчание, мы были подняты по тревоге пушечными и ружейными выстрелами, которые одновременно звучали на позициях противника и в крепости. Вскоре стало ясно, что это победный салют, и от этой мысли нас бросило в дрожь. Видинский паша прислал свои извинения за то, что открыл огонь по нам, объяснив это тем, что был вынужден сделать это для того, чтобы отпраздновать победу визиря, одержанную у Журжи, и полное уничтожение нашей армии. На следующий день генерал Засс получил приказание главнокомандующего оставить позицию, уйти из Малой Валахии и постараться соединиться с ним в окрестностях Бухареста. К счастью, это безнадежное намерение не было выполнено. Храбрый генерал Засс верно рассчитал, что, если в Большой Валахии все было потеряно, то он не успеет прибыть туда вовремя и со своей горсткой людей не сможет оказать там сильной поддержки. С другой стороны, уйдя с позиции, он предоставит воодушевленному неприятелю возможность преследовать себя, вследствие чего нам придется оставить свои запасы, больных, обозы, и отдать всю Малую Валахию на жестокое разграбление. Вместе с тем, нам следовало опасаться быть полностью отрезанными от основных сил.
Только через несколько дней мы получили подробные известия о переправе визиря через Дунай, и нам стало ясно, насколько прав был генерал Засс, который не стал торопиться с выполнением первого полученного приказа, замененного приказом действовать по обстоятельствам.
В Рущуке из остатков домов турки построили плоты и шлюпки, на которых при поддержке артиллерии, наполовину вплавь, на досках они форсировали Дунай и высадились на нашем берегу. Полученные первые известия об этом командование не расценило как угрозу и удовлетворилось посылкой одного батальона для того, чтобы сбросить десант в реку. Батальон был обращен в бегство. Наспех переправившиеся турки сражались и одновременно активно старались восстановить укрепления перед старым мостом, расположенным неподалеку от пункта их высадки. На место действия направлялись все новые полки и батальоны, ночной мрак не давал провести разведку и верно оценить силу неприятеля. Наши атаки отражались с невиданной храбростью. С рассветом стала видна огромная масса турок, постоянно усиливающаяся новыми войсками, которые были готовы наброситься на нашу армию. Мы были слишком слабы и отступили. Не вызывает сомнения, что, если бы противник был верно осведомлен о наших возможностях, то он решился бы атаковать, и тогда, возможно, даже остатки нашей армии никогда не увидели бы Россию. Судьба кампании, да и всей войны с турками, могла зависеть от этого момента.
Перед нами воспоминания, принадлежащие перу офицера Императорской Главной Квартиры, причем довольно осведомленного о ее деятельности в начале войны в качестве главного военного штаба России. Это видно из того, как пишет автор о начальных военных действиях. Бенкендорфу принадлежит описание рейда отряда Винценгероде в глубь занятой французами Белоруссии, а также боя под Звенигородом. Важен и рассказ о том, что происходило под Москвой в дни, когда в ней была Великая армия, об освобождении Москвы и ее состоянии после ухода неприятеля.
Долгие годы Александра Христофоровича Бенкендорфа (1782–1844 гг.) воспринимали лишь как гонителя великого Пушкина, а также как шефа жандармов и начальника III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии. И совсем не упоминалось о том, что Александр Христофорович был боевым генералом, отличавшимся смелостью, мужеством и многими годами безупречной службы, а о его личной жизни вообще было мало что известно. Представленные вниманию читателей мемуары А.Х. Бенкендорфа не только рассказывают о его боевом пути, годах государственной службы, но и проливают свет на его личную семейную жизнь, дают представление о характере автора, его увлечениях и убеждениях. Материалы, обнаруженные после смерти А.Х.
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.