Воспоминание о битве при Сольферино - [17]

На всем громадном поле вчерашней битвы на каждом шагу наталкиваешься на сцены невообразимого отчаяния и жесточайших страданий.

Многие полки бросили ранцы, и все содержимое их исчезло, так как ломбардские крестьяне и алжирские стрелки брали все, что им попадалось под руку. Гвардейские стрелки и пехотинцы сбросили ранцы поблизости от Кастильоне, чтобы было удобнее идти на приступ Сольферино, на помощь дивизии Форе. Они сражались до позднего вечера, ночевали в окрестностях Каврианы, а утром пошли за своими ранцами, но нашли их пустыми — за ночь взяли все. Потеря была жестокой: нечем было заменить рваную и перепачканную форму. Пропали и их скромные сбережения, и мелкие вещицы, дорогие как память о родине, о матерях, сестрах или невестах.

Во многих местах воры грабят мертвых и не щадят даже еще живых раненых. Ломбардские крестьяне особенно падки на обувь, которую они сдирают с опухших ног мертвецов.

Наряду с этими достойными сожаления эпизодами есть и по-настоящему драматические и даже трогательные сцены. Вот старый генерал Ле Бретон бродит, отыскивая своего зятя, раненого генерала Дуэ. Он оставил свою крайне обеспокоенную дочь, жену генерала Дуэ, в нескольких милях отсюда посреди всеобщей неразберихи. Вот тело подполковника де Нешеза, который, увидев, что его начальник, полковник Вобер де Женлис, тяжело раненный, падает с лошади, бросился заменить его и сам упал, сраженный пулей в сердце. Невдалеке и сам полковник де Женлис. Ему делают перевязку, и он весь дрожит в лихорадке. Там младшему лейтенанту конной артиллерии Сельву де Сарану, только месяц назад вышедшему из Сен-Сира, будут ампутировать правую руку. Вот бедный старший сержант венсенских стрелков, у которого прострелены обе ноги. Я его еще увижу в Брешии в больнице, потом в вагоне железной дороги на пути из Милана в Турин. Ему все-таки суждено умереть в дороге от последствий этих ран. Лейтенант Гизель, которого считали мертвым, найден на том же месте, где без чувств упал со знаменем. Тут же, среди груды тел улан, австрийских стрелков, зуавов и алжирских стрелков, лежит в нарядном восточном мундире труп мусульманского офицера, лейтенанта алжирских стрелков Ларби бен Лагдара. Его обветренное смуглое лицо покоится на простреленной груди иллирийского капитана в ослепительно белом мундире. От этих разорванных человеческих тел идет пар и запах крови. Полковник де Мальвиль, раненный в геройской схватке при Каза-Нова, испускает последнее дыхание; предают земле тело майора де Понжибо, умершего в ночь, и находят тело молодого графа де Сен-Пэра, только неделю назад произведенного в батальонные командиры. Тут же храбрый сублейтенант гвардейских стрелков Фурнье, тяжело раненный накануне, заканчивает в двадцать лет свою военную карьеру: в десять лет он добровольно поступил в солдаты, в одиннадцать был произведен в капралы, а в шестнадцать — в младшие лейтенанты, после двух походов в Африку и участия в Крымской кампании, где был ранен при осаде Севастополя[6]. Там же, в Сольферино, суждено было умереть одному из славнейших представителей первой французской империи — подполковнику Жюно, герцогу д'Абрантеса, начальнику штаба генералу де Файи.

Нехватка воды ощущается все сильнее; канавы пересохли, и солдаты в большинстве случаев утоляют жажду, используя непригодную для питья солоноватую воду. У колодцев и фонтанов часовые с ружьями охраняют воду для больных. У Каврианы загнившее болото в течение двух суток служит единственным водопоем для 20 тысяч лошадей кавалерии и артиллерии. Раненые лошади, потерявшие своих всадников и блуждавшие всю ночь, точно за помощью приходят к своим; их приканчивают пулей в лоб. Одна лошадь в великолепной сбруе пришла к французскому отряду. В плаще, уцелевшем на седле, оказались письма и вещи, по которым узнали, что она принадлежала храброму принцу Изембургскому. Стали искать австрийского принца и нашли его без чувств от сильной потери крови. Благодаря свое-временной помощи французских хирургов он смог впоследствии вернуться к родным, которые, не имея известий, считали его погибшим и уже несколько недель носили траур.

В числе убитых есть солдаты с совершенно спокойным выражением лица. Это убитые сразу, наповал. Но большинство несут на себе отпечаток мучительной агонии: конечности сведены судорогой, тело покрыто синеватыми пятнами, скрюченные пальцы будто продолжают скрести землю, глаза широко распахнуты, усы взъерошены и зловещий оскал обнажает плотно стиснутые зубы.

В продолжение трех суток днем и ночью погребали тела, оставшиеся на поле сражения[7]. На таком огромном пространстве много трупов в канавах, в оврагах, кустах и расщелинах были найдены гораздо позднее. Мертвые тела и убитые лошади распространяют зловоние.

Во французской армии отряжают по нескольку солдат из каждого полка для опознания и погребения погибших. Они разыскивают личный номер на вещах погибшего и с помощью ломбардских крестьян, которым платят за этот тяжкий труд, опускают тело вместе с одеждой в братскую могилу. К несчастью, есть основания полагать, что из-за спешки, в которой проводилась эта работа, и преступной недобросовестности некоторых крестьян в эту братскую могилу попал и не один живой. Ордена, деньги, часы, письма и бумаги, найденные у офицеров, отсылаются потом их семьям, но при таком количестве тел, требующих погребения, не всегда возможно надлежащим образом справиться с этой задачей.