Воспитание - [35]

Шрифт
Интервал

Сад, разбитый вокруг бассейна, засажен фруктовыми деревьями, а возле жилища пара высоченных старых пихт слегка склоняется над улицей и садом.

Фасад жилища, выходящий во двор, окаймлен тротуаром и шестью-семью цветочными ящиками с лаврами.

Внутри выложенный плиткой холл с высокими деревянными панелями, и слева каменный фонтан в каменном бассейне с девой Марией; напротив каменная лестница с балюстрадой из кованого железа и высокими панелями, ведущая на лестничную площадку второго этажа.

Справа мы по нескольким каменным ступеням спускаемся в большую кухню, где узнаем погоду по синеватому плиточному полу - сырому, если собирается дождь, и сухому, если ясно: очень широкая угольная печь, с трубами и медными кипятильниками по бокам, где постоянно кипит вода, набираемая большим черпаком, висящим на гвозде из позолоченной меди; в глубине кухни альков с кроватью, давно заброшенный, - в предшествующие века здесь спит кухарка, - кладовые, хранилища; раковина с уборной, повыше кухонного пола, открывается на улицу с рядом гумен, увитых плющом и глицинией. Из холла через двойную дверь слева - место, где можно спрятаться или запереть птиц, - мы попадаем в большую столовую с двумя окнами, выходящими на улицу, и одним во двор: пол, выложенный матовой терракотовой плиткой, большой красный мраморный камин времен Людовика XV[170] над ним зеркало в позолоченной раме: в глубине очага «бретань», большая доска с античными мотивами; с обеих сторон камина по большому вольтеровскому креслу; стены все еще оклеены очень красивыми обоями эпохи Революции, с экзотическими птицами и цветами: в шкафу в стиле Людовика XIII, с ромбовидными выступами, хранится вышитое белье; в стенных шкафах большие фарфоровые сервизы с охотничьими мотивами, столовое серебро; по центру большой стол, минимум на тридцать персон, и на стене меж двух окон на улицу длинный гобелен из Польши, где вышито сердце Иисусово, на которое я смотрю всякий раз, когда ем телячью печень либо мозги ягненка; на свободной стене два больших полотна представляют двух предков Пиша[171] - его брат часто бывает у Мишле[172] и Виньи[173] - на черном фоне, внуков строителей дома; а над черным буфетом величественный вид Будапешта с его Банями.


В глубине застекленная дверь с квадратами из литого стекла в верхней части - у нас в Бург-Аржантале оконные стекла шлифованные; здесь же мы смотрим наружу сквозь стекла, которые затуманивают и приукрашивают мир, в раннем детстве мы забавляемся, глядя друг на друга сквозь стекло, наши лица искажаются - это большая гостиная, одно окно выходит на улицу, а другое и застекленная дверь - в сад.

Комната с паркетным полом: в глубине фортепьяно «эрар», канапе в стиле Людовика XVI[174], большой секретер «ослиная спина» в стиле Регентства[175], два секретера в стиле Реставрации[176] и с обеих сторон беломраморного камина по плетеному креслу в стиле Регентства; вдоль стен два стула в стиле Людовика XIV[177] три в стиле Людовика XV; на стенах гравюры, акварели эпохи Реставрации и Июльской монархии[178]; виды озер и ближних гор; веера. Дверь справа ведет в малую гостиную, меблированную черно-зелеными канапе и креслами в стиле Наполеона III[179], черным столом, раздвижными шкафчиками 20-х годов, стеклянным шкафом; единственное окно в сад и дверь в низкий коридорчик, - где ниша занята большим сундуком из черного дерева с позолоченной окантовкой, фамильное «сокровище», - ведущий в холл.

В этой малой гостиной библиотека, чьи полки высятся до потолка вдоль двух стен и над дверью. В стенном шкафу хранятся карты, путеводители «Бедекер», планы всех городов Европы с 188o-ro по 1940 год, чистые почтовые открытки, штабные карты: в путеводителях «Бедекер» помещены планы альпийских массивов в цветовых градациях, со всеми высотами (указаны малейшие вершины и пики), отлогостями, долинами, ледниками.


В стенном книжном шкафу - толстые переплеты XVIII века на нижних этажерках - самая старая книга, «О подражании Христу»[180], в кожаной обложке, датируется 1590 годом; книги XVII столетия, ораторы, Расин, Мольер, Боссюэ[181]. Из XVIII века, среди прочего, Вольтер, Руссо, религиозные ораторы, великие вульгаризаторы, издание «Начал» Евклида 1720 года,

Лагарп[182], Вольней[183], десять томов весьма изящного венецианского издания 1792 года, полное собрание Метастазио[184], - с либретто для Гайдна, Моцарта, - «Трактат о трех обманщиках» 1768 года[185], «Путешествие юного Анахарсиса в Грецию»[186], «Немецкая грамматика» 1796-го, четвертого года Республики.

Некоторые книги - из библиотеки Аббатства Боннево[187] разрушенного и перешедшего в национальную собственность в эпоху Революции.

Из XIX века, среди прочего, Шатобриан, полное издание 1839 года, прижизненное, сброшюрованное, слегка разрозненное, «Мемуары» Уврара, банкира Наполеона[188] двадцать томов «Физической, гражданской и нравственной истории Парижа» Дюлора[189], Тэн[190], Жюль Верн в Хетцелевом издании, «История террора», книга-альбом прокламаций и афиш времен Революции 1848 года; а из XX века, в основном, научно-технические труды.

Религия, История, Наука.


Еще от автора Пьер Гийота
Эдем, Эдем, Эдем

Впервые на русском языке один из самых скандальных романов XX века. "Эдем, Эдем, Эдем" — невероятная, сводящая с ума книга, была запрещена французской цензурой и одиннадцать лет оставалась под запретом.


Эшби

Я написал пролог к «Эшби» в Алжире, за несколько дней до моего ареста. «Эшби» для меня — это книга компромисса, умиротворения, прощания с тем, что было для меня тогда самым «чистым», самым «нормальным» в моей прошлой жизни, прощания с традиционной литературой, с очарованием англо-саксонской романтики, с ее тайнами, оторванностью от реальности, изяществом и надуманностью. Но под этой игрой в примирение с тем, что я считал тогда самым лучшим, уже прорастал и готов был выплеснуться мощный бунт «Могилы для 500 000 солдат», подпитывавшийся тем, что очень долго скрывалось во мне, во всем том диком и «взрослом», в чем я не решался признаться даже самому себе, в этой грубой варварской красоте, таившейся в глубине моего прошлого.Пьер Гийота.


Могила для 500000 солдат

Впервые на русском языке один из самых скандальных романов XX векаПовесть «Могила для пятисот тысяч солдат», посвященная алжирской войне, страсти вокруг которой еще не успели утихнуть во французском обществе, болезненно переживавшем падение империи. Роман, изобилующий откровенными описаниями сцен сексуального насилия и убийств. Сегодня эта книга, впервые выходящая в русском переводе Михаила Иванова, признана величайшим и самым ярким французским романом современности, а сам Гийота считается единственным живущим писателем, равным таким ключевым фигурам, как Антонен Арто, Жорж Батай и Жан Жене.Публикация «Могилы для пятисот тысяч солдат» накануне майского восстания в Париже изменила направление французской литературы, превратив ее автора — 25-летнего ветерана алжирской войны Пьера Гийота — в героя ожесточенных споров.


Рекомендуем почитать
Будь Жегорт

Хеленка Соучкова живет в провинциальном чешском городке в гнетущей атмосфере середины 1970-х. Пражская весна позади, надежды на свободу рухнули. Но Хеленке всего восемь, и в ее мире много других проблем, больших и маленьких, кажущихся смешными и по-настоящему горьких. Смерть ровесницы, страшные сны, школьные обеды, злая учительница, любовь, предательство, фамилия, из-за которой дразнят. А еще запутанные и непонятные отношения взрослых, любимые занятия лепкой и немецким, мечты о Праге. Дитя своего времени, Хеленка принимает все как должное, и благодаря ее рассказу, наивному и абсолютно честному, мы видим эту эпоху без прикрас.


Непокой

Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.


Запомните нас такими

ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.


Две поездки в Москву

ББК 84.Р7 П 58 Художник Эвелина Соловьева Попов В. Две поездки в Москву: Повести, рассказы. — Л.: Сов. писатель, 1985. — 480 с. Повести и рассказы ленинградского прозаика Валерия Попова затрагивают важные социально-нравственные проблемы. Героям В. Попова свойственна острая наблюдательность, жизнеутверждающий юмор, активное, творческое восприятие окружающего мира. © Издательство «Советский писатель», 1985 г.


Если бы мы знали

Две неразлучные подруги Ханна и Эмори знают, что их дома разделяют всего тридцать шесть шагов. Семнадцать лет они все делали вместе: устраивали чаепития для плюшевых игрушек, смотрели на звезды, обсуждали музыку, книжки, мальчишек. Но они не знали, что незадолго до окончания школы их дружбе наступит конец и с этого момента все в жизни пойдет наперекосяк. А тут еще отец Ханны потратил все деньги, отложенные на учебу в университете, и теперь она пропустит целый год. И Эмори ждут нелегкие времена, ведь ей предстоит переехать в другой город и расстаться с парнем.


Узники Птичьей башни

«Узники Птичьей башни» - роман о той Японии, куда простому туристу не попасть. Один день из жизни большой японской корпорации глазами иностранки. Кира живёт и работает в Японии. Каждое утро она едет в Синдзюку, деловой район Токио, где высятся скалы из стекла и бетона. Кира признаётся, через что ей довелось пройти в Птичьей башне, развенчивает миф за мифом и делится ошеломляющими открытиями. Примет ли героиня чужие правила игры или останется верной себе? Книга содержит нецензурную брань.


Малькольм

Впервые на русском языке роман, которым восхищались Теннесси Уильямс, Пол Боулз, Лэнгстон Хьюз, Дороти Паркер и Энгус Уилсон. Джеймс Парди (1914–2009) остается самым загадочным американским прозаиком современности, каждую книгу которого, по словам Фрэнсиса Кинга, «озаряет радиоактивная частица гения».


Пиррон из Элиды

Из сборника «Паровой шар Жюля Верна», 1987.


Сакральное

Лаура (Колетт Пеньо, 1903-1938) - одна из самых ярких нонконформисток французской литературы XX столетия. Она была сексуальной рабыней берлинского садиста, любовницей лидера французских коммунистов Бориса Суварина и писателя Бориса Пильняка, с которым познакомилась, отправившись изучать коммунизм в СССР. Сблизившись с философом Жоржем Батаем, Лаура стала соучастницей необыкновенной религиозно-чувственной мистерии, сравнимой с той "божественной комедией", что разыгрывалась между Терезой Авильской и Иоанном Креста, но отличной от нее тем, что святость достигалась не умерщвлением плоти, а отчаянным низвержением в бездны сладострастия.


Процесс Жиля де Рэ

«Процесс Жиля де Рэ» — исторический труд, над которым французский философ Жорж Батай (1897–1962.) работал в последние годы своей жизни. Фигура, которую выбрал для изучения Батай, широко известна: маршал Франции Жиль де Рэ, соратник Жанны д'Арк, был обвинен в многочисленных убийствах детей и поклонении дьяволу и казнен в 1440 году. Судьба Жиля де Рэ стала материалом для фольклора (его считают прообразом злодея из сказок о Синей Бороде), в конце XIX века вдохновляла декадентов, однако до Батая было немного попыток исследовать ее с точки зрения исторической науки.