Воспевая утреннюю звезду - [25]

– Но как же насчет платы? – высокий настаивал на обсуждении этого вопроса, нервно шаркая ногой. – Вы же обещали нам заплатить!

– Заплатить?! – епископ издал такое яростное рычание, недостойное его сана, что мужчины съежились. – Я не плачу за недоставленные товары или за нарушенные клятвы. Вам пора бы это знать! Вы не раз подводили меня!

Увидев, что епископ схватил хлыст и приближается к ним, невезучие наемники бросились вон, мешая друг другу и спотыкаясь.

– Я невысокого мнения о тех, кого вы наняли, – произнес, выхода из потайной двери в темном углу, бородатый мужчина, ростом примерно с епископа и такого же возраста, но на вид более здоровый.

Уилфрида раздражала критика со стороны человека, который уже несколько недель был для него настоящей занозой в боку. Он пожал плечами и отвернулся, чтобы положить хлыст на шкафчик у входа.

Хордату нравилось дразнить прелата, и он никогда не упускал возможности уколоть самоуверенного святошу. Только ради достойной цели он был готов терпеть высокомерного епископа и непослушного мальчишку, который считал себя мужчиной.

– И что можно подумать о союзе человека, давшего обет безбрачия, и двух женщин? – насмешливо спрашивал Хордат, наслаждаясь неловким положением епископа.

Гордость Уилфрида была задета.

– Но вы не смогли предложить никакого другого плана, чтобы добиться от уэльсцев того, чего мы хотим. – Он отомстил Хордату за его насмешки: – И вы ведь не выражали ни малейшего неудовольствия младшей из женщин, когда я наткнулся на вас здесь, в моей собственной комнате.

На лице Хордата появилась такая широкая ухмылка, что ее не могли скрыть даже густые усы.

В его жизни было мало случаев повеселиться так, как это ему удалось в тот день, когда здесь неожиданно появился илдормен Оукли. Он был рядом с потайной дверью, так что успел выскочить незамеченным, когда неожиданно появился «золотоволосый воин». Он оставил дверь слегка приоткрытой, так что имел возможность слышать, как переполошившийся епископ, которого застали в компрометирующем положении, пустился в сомнительные объяснения того, почему в его покоях оказалась полураздетая красотка.

По отвратительной усмешке Хордата Уилфрид понял, что его желание приструнить своего грубоватого сподвижника вызвало у того воспоминание об удовольствии, которое ему доставила та незабываемая сцена.

– Значит, вы считаете, что люди, которых я нанял, были неподходящими для этого дела? – Хордат достаточно хорошо знал епископа, чтобы понять, что ласковый голос епископа характеризовал определенную степень гнева. – Не сомневаюсь, что вы правы. – В голосе Уилфрида появились саркастические ноты. Он был уверен, что выиграет поединок со своим не слишком-то умным союзником. – Увы, у меня нет под рукой армии. Нет людей, которых я мог бы призвать для дела, не возбуждая нежелательного любопытства. – Хордат подозрительно нахмурил мохнатые брови. Голос Уилфрида стал медоточивым. – Но ваша армия стоит неподалеку, у вас, несомненно, есть из кого выбрать. Я думаю, что было бы разумно предоставить выполнение этой задачи вам и вашим воинам.

Задетый плохо скрытым презрением епископа, Хордат горячо ухватился за такую возможность.

– Я буду рад принять вызов и справлюсь с делом, которое провалили вы и ваши люди!

Довольный Уилфрид покачивался на носках и наблюдал, как его раздраженный соратник удаляется, стуча тяжелыми башмаками по полу из некрашеных досок. Хордат вышел, хлопнув дверью.

ГЛАВА 7

На западе догорал великолепный закат. Двое мужчин сидели у камина, поглощенные разговором. Справа от камина крепко спал Пип. Брина еще раньше перенесла колыбельку Каба в комнатку Ани, чтобы иметь возможность присматривать за малышом и ухаживать за больной девочкой. Она осмотрела громадного стражника и заверила его, что колено всего лишь ушиблено. Она крепко забинтовала его полосками ткани, смоченной в травяном настое, и дала Пипу выпить болеутоляющее питье. После этого она вернулась к детям. Ллис сидела за столом в темном углу, где хранились травы. Она тихонько занималась своим делом, не мешая мужчинам беседовать в некотором уединении.

Казалось, Адам и Вулф не замечали дразнящего аромата мяса, тушившегося на медленном огне в висевшем на треноге большом горшке. Злополучная история с Ллис полностью поглотила их внимание, и они забыли, что давно наступило время ужинать, и слуги беспокойно ждали, когда смогут накрыть на стол.

– Мою приемную дочь в округе мало знают. Последние несколько лет она живет в Талачарне и изредка навещает нас, но подолгу у нас не живет. – Вулф решительно покачал головой, напрочь отметая предположение о том, что нападение на Ллис могло быть заранее спланированным похищением. Его золотая грива была так ярко окрашена огнем, что серебряные пряди в ней не были видны.

Адам молча слушал его, наклонившись вперед и упираясь локтями в колени. Слова Вулфа напомнили ему о том, что он едва успел спасти Ллис: если бы гордость помешала ему последовать за ней или если бы он немного задержался… На его скуле дернулся мускул.

Вулф продолжал говорить, не замечая бури, разыгравшейся в душе Адама.

– Ее схватили, когда она выполняла работу, которую мог бы сделать любой из моих рабов. Значит, напавшие на Ллис приняли ее за одну из рабынь и просто пытались похитить то, что принадлежит мне, что, конечно, не умаляет серьезности злодеяния.