Восьмой день недели - [102]

Виктор хотел было возразить: мол, говорил с неделю назад об этом начальнику цеха, — но промолчал. Какой смысл возражать? Возможно, своим откровенным молчанием Максименков явно подливал масла в огонь, высказывал молчаливое несогласие. Конечно, не очень-то рвался взваливать дополнительную ношу на собственные плечи. А что касается «пирога», он изучил документы, знает, например, что непременным условием для всех гибких графиков должно быть соблюдение годового баланса рабочего времени, рассчитанного из семичасового рабочего дня.

— Тебе прадед не рассказывал, как хорошие командиры готовятся к решительной атаке? Чую, не рассказывал. Сначала обязательно произведут глубокую разведку, потом выведут с помощью специалистов соотношение сил, обеспечат крепкие тылы, наметят место для главного удара и только потом…

— Вас обидело, что я не согласовал, не подстраховался, не прикрылся? — на одном дыхании проговорил Виктор, хотя, конечно, он понял: вопрос как следует действительно не продумал. Огрызался по инерции.

— Да, вот еще что, Витек. Ты извини, что я так, по-свойски… На людях буду величать по имени-отчеству. — Николай Николаевич внезапно заторопился. — Цитату из царского «Свода законов» совсем не к месту привел, обидел людей невзначай. Словом, давай завтра после оперативки заходи ко мне, наметим сообща план действий. Согласен?

Виктор не мог понять, почему председатель столь внезапно оборвал разговор.

— Будь здоров, — Николай Николаевич протянул руку. Виктор пожал жесткую ладонь. Проводив Николая Николаевича взглядом, Виктор обернулся и… ему все стало ясным: в конце аллеи стояла Лидия Максименкова, в упор смотрела на него…

* * *

Директор пришел на завод в начале шестого утра, вместе с Максименковым, с Виктором прошел по технологической цепочке. Они выслушали доклады сменных инженеров, наладчиков, операторов, просмотрели списки бригады, отобранной для первой варки стекломассы, тщательно, придирчиво осмотрели состав сырьевых материалов, линию песка, задержались на участке известняка, проверили его качество. Порядок был на линиях соды, сульфата, на участке стеклянного боя. Придраться было не к чему. Откровенно потолковали с рабочими, с мастерами. Люди показались взволнованными, возбужденными, разговаривали чуточку громче обычного, с удовольствием показывали свои «хозяйства».

Максименков первым заметил, что в главный корпус вошел ведущий стекловар отрасли, окруженный свитой столичных инженеров. Досадливо передернул плечами: «Прибыл без предупреждения».

Максименков оглянулся на Виктора. Этот участок инспектировался заместителем. Виктор кивнул головой. Мысленно он давно «прогнал» в уме всю технологию варки: шихта и стеклянный бой загружаются через специальный «карман» в варочный бассейн согласно рецептуре. Затем, двигаясь вдоль зеркала печи, шихта под воздействием высоких температур постепенно превращается в жидкую стекломассу. Остальное, как говорят, дело техники: за какие-нибудь 3,5 минуты стекло охладится от 960 до 120 градусов. Стеклу предстоит пройти три температурные зоны. Конечно, дело привычное, но ведь сколько нового, малоисследованного заложено в конструкцию именно этой печи Виктором, его товарищами — увеличена ширина варочной части, больше обычного площадь покрытия пламенем зеркала шихты и стекломассы, в футеровке — новые огнеупорные материалы, предложенные Парфеном Никитиным.

На пульт управления поднялся главный специалист, сердечно поздоровался со всеми. Был он круглолиц, улыбчив, лицо в капельках пота. На пульте — жарко, душновато, вентиляторы еще не работали. Главный специалист ослабил галстук:

— Начинайте! — отрывисто скомандовал генеральный директор.

— Есть! — Максименков наклонился к микрофону, скомандовал: — Дать газ!

Тотчас пролет наполнился грохотом, вспыхнули огненные сполохи. Внизу, на площадке, люди закричали что-то, начали подбрасывать в воздух каски, рукавицы. Директор и Николай Николаевич стали поздравлять операторов, потом — это случилось само собой — окружили Виктора, наперебой говорили добрые слова, а главный специалист, лихо сдвинув галстук, проговорил, широко улыбаясь: «Заберу-ка я тебя, парень, в научно-исследовательский институт».

Когда восторги малость поутихли, главный специалист с директором и Максименковым, свитой инженеров спустились к печи, Николай Николаевич оглянулся на Виктора, тихо сказал:

— Твоя это печь. Жаль, Кирьян Потапович не видит. Он бредил таким агрегатом, мечтал Владимиру Ильичу мавзолей соорудить, а сам спит на старом кладбище. Сложная штука жизнь. — Николай Николаевич смешался, тронул указательным пальцем шрам на лице, потом надвинул на повлажневшие глаза очки, взял себя в руки. — Ну, твоя дорога будет расширяться с этой тропинки.

— Спасибо, тропиночку оставили, — пошутил Виктор.

Николай Николаевич не принял шутки.

— Дорогу будем творить всем миром, только отвечать придется вам с Максименковым. И за план. И за каждого человека в стекольном корпусе. За каж-до-го.

— Узелочек на память лично для меня?

— Здесь случайных людей нет, — Николай Николаевич стал необычайно серьезен, — подобрано сообщество, сам знаешь, как мозаичный портрет. Все разные, и все заодно. Ладно, хватит о житейской прозе в праздничный день. Гляди, отблеск какой! Красота! Мощь! Любо-дорого.