Восьмой ангел - [35]

— А ты что делала все это время?

— А я ломала об колено то безобразие, что тут вместо полиции.

— Сломала?

— Применение высокоимпульсного оружия на космической станции квалифицируется как международный терроризм и покушение на геноцид, так что принципиально рассматривается самой высокой из доступных инстанций, а мы с тобой — представители Федерации. Так что отжать от ведения допроса бородатым меня не удалось, стрелок этот назвал Камуса, Камусы уже в бегах в полном составе, вся башня качается, все советники переругались. Ты, кстати, в курсе, какой на нем грим был умный?

— Слушай, я вообще думал, это пластическая хирургия. Краниология вся в одну сторону, а нос и глаза — в другую.

— Нет, просто грим. Кто-то снова очень старался зайти за смоковчанина.

— Да, о смоковчанах-то! Завтра нас должны позвать на какое-нибудь чаепитие в честь того, что я уронил одну даму, — вдруг сообразил Михаил.

— Какое чаепитие?

— Местное. Даму я уронил, когда прятался от этого придурка с импульсником, ее дочка приходила мне руки целовать, а я напросился.

— Ах вот что произошло! — обрадовалась Цо. — У меня-то включился рефлекс вырубить террориста, и я вообще не отследила, где ты есть. Форма доложила, что ранен, но стабилен, а потом у меня начали отбирать задержанного… Вот я и отвлеклась.

Утром, когда Михаил с Цо кое-как разлепили глаза и потащились искать завтрак, сударыня Стуц сидела в своем креслице у стойки и вязала очередной шнурок.

— Сударыня Цо, — окликнула она, — сударь Замошский! Вам на двоих пришло приглашение. Вот, — и она выложила на стол красивую открытку, уклеенную объемными цветами.

— Как приятно, — сказала Цо, разглядывая открытку, — обещают угощение.

— О, — оживился Михаил и очень искренне облизнулся.

— Эх, это только вечером. Спасибо, сударыня Стуц!

* * *

Вопреки ожиданиям Михаила, столовая выглядела совершенно обыденно — люди входили, выходили, толкались в очереди, кто-то хохотал. Почти посередине, за тремя сдвинутыми буквой «П» столами, стояли графины с морсом и — ничего себе! — огромный торт. Меньше бросались в глаза, но занимали все место на столе тарелки с разноцветными овощами, фруктами, какая-то рыбная нарезка на множестве маленьких тарелочек. За столом сидела лицом к двери знакомая крупная женщина со шрамом, вокруг нее — пара очень молодых парней, еще две женщины средних лет, очень дряхлый старичок и старушка — на вид пободрее, но рядом с ее стулом ждали ходунки. Подошел и сел лысый мужчина средних лет. Люди, сидевшие спиной к двери, обернулись, приветственно замахали руками — они как раз все оказались молодыми, нарядные мужчины и женщины не старше лет двадцати пяти.

— С днем рождения! — радостно вскричал Михаил от самых дверей.

— Спасибо, спасибо! — вскричала молодая женщина. — Садитесь скорее.

— А мы без подарка, — огорченно подхватила Цо.

— Ничего, ничего, дорого внимание!

Михаил деликатно присел и внимательно обозрел компанию. У старичка шрам на лбу, почти скрытый морщинами, у старушки — скромная зарубка под левым глазом. Видимо, кворум.

Молодежь громко захохотала. Один из юношей встал и начал нараспев читать стихи. Михаил взял ложку, отковырял от своего куска марципановую розу и сунул в рот, постаравшись оставить в бороде как можно больше крошек: я ем, ем.

— Спрашивайте, — вполголоса сказала Цо.

— На каком основании ты считаешь себя донором? — сухо спросила старушка.

Цо моргнула, открыла рот, но Михаил ее перебил:

— Это ритуальный вопрос. Мы приезжие. Мы объективно не можем правильно отвечать на вопросы, заданные в ритуальной форме. Спросите прямо.

— Он прав, — сказала большая женщина. — Проще: почему ты нанесла себе шрам?

— Я не наносила, — ответила Цо, — это… Это память. Остаток.

— Еще прямее, — сказал Михаил с нажимом, — спросите ее об этом же, но совсем прямо, оскорбительно прямо.

— Могу и оскорбительно, — фыркнула старушка. Над ее головой юноша разливался соловьем о красоте и профессиональной компетентности именинницы. — Сколько жизней спасено лично тобой?

— Ха, — с облегчением выдохнула Цо, — это совсем другое дело! Знаете, я буду перечислять, а вы сами принимайте коэффициенты, хорошо?

— Какие коэффициенты? — подняла бровь старушка.

— Коэффициенты участия, — пояснила Цо. — Во-первых, три операции по киднеппингу. Бригада наша, пятнадцать человек, включая координаторов, освободили женщину, мальчика и последний раз троих детей. Во-вторых, нет, армейское не считается… тогда, во-вторых, уже когда я работала на Капитолию, участвовала в перезахвате гражданского судна, семьдесят гражданских пассажиров, команда восемь человек, нас работало, э-э, в поле одиннадцать и координаторы, разумеется, трое. В-третьих, — она нахмурилась, — была операция по перехвату корабля с камикадзе, там не все пошло гладко, меня они взяли в заложники, но наши все равно справились. Нас было семнадцать с координаторами. Четверо погибли. А, цена вопроса — эти психи шли тараном на станцию, где-то сто пятьдесят тысяч человек. Ну, я думаю, что большинство успело бы эвакуироваться, тревогу мы подняли.

— Ты была в заложниках, а захват все равно произошел? — дребезжащим голосом спросил старик.