— Меня? Но меня же все видели!
Эмма изобразила, будто курит, давая понять: достаточно, если ее видели курящей хоть двое — все равно разнесут по селу.
Тетушка Реза, чуть сгорбившись, вразвалку приковыляла к ним, пытливо вглядываясь в лица обоих.
— Опоздаете к обедне, ребята.
Фабиан махнул рукой, Эмма промолчала.
— Деточка моя, — проговорила старушка, — отведи-ка ты в церковь этого негодника. Все одно тебе над ним верх брать, так что сейчас самая пора обуздать его. Он весь в отца пошел, такой же нехристь. Отправляйтесь к обедне.
Тут Эмма вдруг расплакалась. Тетушка в испуге кинулась к ней и прижала девушку к груди.
— Ну, ну! Никак он тебя обидел? Голубка ты моя! Что он тебе сказал, этот черт поганый?
Правой рукой она гладила по плечу плачущую Эмму, а левой, сжатой в кулак, грозила Фабиану: «Я еще с тобой посчитаюсь, аспид проклятущий!» Юноша стоял бледный и беззащитный под гневным взглядом ни о чем не подозревающей тетки. Хуже всего, что ему-то плакать нельзя было. И мало того, что он не имел права плакать, он уже успел подзабыть, что иной раз и плач доставляет радость.