Восхождение на Качкар - [15]
Пока мы разбираем достоинства и недостатки ледоруба, Абдулла пропадает с полчаса. Наконец, он заявляется, уплетает свой завтрак[56] и, потеряв всего 110 ч. золотого времени, мы в 4.30 (сегодня 10 октяб ря) выходим из дому. Мухтар желает успеха и поворачивает налево восвояси. Мы направо, переходим по деревянному мосту Хевек-суи[57] и, поднявшись на правый берег, движемся на SW по корытообразной долине. Темно. Контуры боков долины выступают преувеличенно внушительными массами. Хевек-суи не уходит вглубь. Тропа над крытым склоном над рекой разной ширины: от метра до двух, ровная и удобная; местами перебираемся через каменные невысокие заборы, огораживающие пустые теперь стоянки для скота. В темноте видны профили глыб и обломков, покрывающих склон влево от дороги. Небо, сперва глубокое и пятнистое от звёзд Медведицы, <которые> смотрят нам в спину, ясные, указуя север, — постепенно плошает и бледнеет от настигающей небосвод луны. Абдулла уверенно шествует впереди со скоростью 3 км, изредка перебрасываясь замечаниями с Мехметом, шаг которого, несмотря на врождённую жадность старика, подобен движениям человека, не решившего, зачем, в сущности, он идёт и к чему ввязался в дело: эта недоброкачественная фактура походки преследовала его весь день и сделала его участником последующих недоразумений — может, роль сыграло и незнание пути.
Караугомский ледник. 1886. Фото М. фон Деши
Карта горного хребта Лазистан и его самой высокой вершины Качкар, выполненная И. Зданевичем. 1918. Бумага, тушь, карандаш, акварель
Луна мало прояснила окружавший нас пейзаж. Я мог разобрать только, что глациальная[58] долина, по которой вела нас тропа, безлесная, подобная в сечении полукругу, сохраняет однообразный характер на всём протяжении от Меретета. Обратный путь также пришёлся ночью, и детали склонов и устья бокового ущелья, впадающего в долину слева в 2,5 км от Меретета, потонули для меня в ночи. Вот мы на яйле Харис-тави (ხარისთავი — бычья голова). Пересекаем обширный загон, окружённый каменной изгородью и теперь уже пустой и заставленный по краям деревянными хлевами и жилищами пастухов: разумеется, ночлега на таких постройках следует избежать. На яйле Харис-тав выпасывается летом большинство хевекской скотины. С Харис-тавом соперничает яйла Дибе в верховьях Меретет-суи.
За яйлой мост на левый берег из деревянного сруба. Теперь тропа уже теряется в траве и камнях и разбивается на ряд то сливающихся, то расслаивающихся тропинок. Недолго идём мы ещё над неглубоким каньоном реки, пока берега не снижаются, каньон не пропадает, и Хевек-суи бежит уже прямо по ложу долины. Вдруг Абдулла нарушает молчание и останавливается. Следует подождать, и мы устраиваемся за большим камнем, укрывшись от ветра, которым уже начинает тянуть с гор. Какие-то звуки внушают Абдулле сомнения. Он обменивается мнением с Мехметом и сообщает, что следует быть настороже, — мы все безоружны, — я в путешествии не обременил себя и револьвером — а тут у Хотучурского перевала бродят армяне, и мы можем поплатиться за нашу решимость углубиться в горы. Я невнимательно слушаю его указания и пытаюсь получше укрыться от крепчающего ветра на NO (до 2 баллов). Термометр — 0,5. Переждав и прислушавшись к неясным крикам, два-три раза донёсшимся из неподалёку, которые никак нельзя было принять за голос человека, Абдулла заявляет, что это медведь и мы можем тронуться дальше. Я спрашиваю проводников, что скажут они о погоде. Мехмет уклончиво отвечает, что звёзды были недостаточно чистыми ночью. Проблески наползающего рассвета застают нас в верховьях долины. Равномерно выступают окрестности. Ущелье положе, чем у Меретета, и переходит в цирк[59], охваченный скалистыми склонами, выбеленными там и сям осенним снегом. Слева скалистая высокая палатка у устья небольшого ущелья. За ней впереди вершина, которую проводники зовут просто Хотучур-даги (3530 м), и, к западу от неё, длинный гамак Хотучурского перевала. Тропинки перебираются на правый берег, уходя к перевалу, но мы остаёмся на левом. Правей полки крутых, с невысокими скалистыми вершинами над ними, скал, ближе ущелья Шайтанун-дере видно только узкое устье его, стиснутое невысокими травяными склонами. Снег, снег. Панорамы никакой. Мы у верховий глациальной долины, замыкающейся цирком. Качкар должен быть вправо от нас к W. Турецкая карта уже становится слишком схематичной и неточной. Я уже проникся скептицизмом.
Свету всё больше. Проводники останавливаются и уходят поодаль совершить намаз. Мы идём дальше левым берегом, переходим воду, бегущую из ущелья Шайтанун-дере (отсюда оно не оправдывает решительного названия), и, повернув вправо, пробираемся к скалам правого бока, разорванным крупным, не богатым водой водостоком. Часы показывали 8, когда, преодолев насыпи щебня, мы были у подножья скал. На светлом небе уже висят несколько клочьев ваты.
