Восхождение. Кромвель - [181]

— Хорошо, я вам отвечу. Англия никогда не была избирательным королевством. Уже около тысячи лет она является королевством наследственным. Теперь скажите же мне наконец, какой властью я призван сюда? Я готов поддерживать законные привилегии нижней палаты, но где же лорды? Я не вижу здесь лордов, а в Англии без лордов парламента нет. Потом был бы нужен также король. Разве так монарха приводят к парламенту?

— Хорошо, сэр. Суд выслушал вас. Уведите арестованного. Суд откладывается до понедельника.

Король вышел с тем же конвоем. Его сопровождали возгласы в переходах Вестминстера:

— Суд и казнь!

— Бог и король!

Однако ни в понедельник, ни в другие дни суд не сдвинулся с места. Диалог Брэдшоу и короля то и дело грозил перейти в перебранку. Карл отказывался отвечать на вопрос, признает ли он вину, и требовал указать ему на законные полномочия трибунала, а Брэдшоу повторял о полномочиях, данных народом Англии этой десятой части нижней палаты, и требовал прямого ответа.

Двадцать седьмого января состоялось последнее заседание. Ещё не заняв своё кресло, государь обратился к суду:

— Я попрошу позволения сказать одно слово и надеюсь, что не подам повода прерывать меня.

— Вы сможете говорить, когда придёт ваш черёд. Сначала вы должны выслушать суд.

— Сэр, с вашего позволения, я желаю, чтобы мне дали слово. Непосредственный приговор...

— Вас выслушают, сэр, в своё время.

И Брэдшоу стал говорить:

— Милорды, всем хорошо известно, что арестанта, стоящего здесь перед вами, уже несколько раз приводили в верховный суд, чтобы он ответил на обвинение в государственной измене и в других великих преступлениях, выдвинутых против него от имени английского народа...

С галереи его прервал голос леди Ферфакс:

— В этом не участвовало и половины народа! Где видите вы народ? Откуда известно, согласен ли он? Оливер Кромвель изменник!

Офицер охраны вскричал:

— Солдаты! Стреляйте в неё!

На галерее сделался шум. Солдаты с трудом восстановили порядок. Брэдшоу сказал свою речь. Секретарь прочитал приговор: смертная казнь через отсечение головы. Брэдшоу поднялся:

— Вот мнение, акт и единогласный приговор суда.

Все эти дни члены трибунала молчали, молчал вместе с ними и Кромвель. Теперь, в знак согласия они встали, и Кромвель встал вместе с ними. Король внезапно заговорил:

— Сэр, угодно ли вам выслушать меня?

Брэдшоу остался неколебим:

— Сэр, после произнесения приговора вы не можете говорить.

Король растерялся:

— Я могу говорить, когда приговор объявлен... Как вам угодно, сэр... Я всё-таки могу говорить... Позвольте... Погодите... Приговор, сэр... Мне не дают говорить! Какое же правосудие ждёт остальных?..

Его окружили солдаты. Он вынужден был покинуть залу суда. В переходах Вестминстера снова кричали:

— Суд и казнь!

— Да сохранит Господь короля!

Его провели через сад. Оставшись один, он обратился к слуге:

— Мои приближённые и приверженцы захотят увидеть меня. Я им благодарен за это. Но время моё кратко и дорого. Я хочу позаботиться о душе и надеюсь, что они не обидятся, если я приму только детей. Самая большая услуга состоит в том, чтобы обо мне помолились.

Двадцать восьмого числа к нему допустили епископа Джексона. Епископ хотел выразить ему своё соболезнование, но король его оборвал:

— У нас нет времени на такие занятия. Подумаем о нашем великом деле. Я должен приготовиться предстать перед Голодом, Которому скоро должен буду отдать отчёт. Я надеюсь, что этот переход совершу спокойно и что вы не откажетесь напутствовать меня. Не будем говорить об этих несчастных, они жаждут моей крови и получат её, да будет воля Господня! Я благодарю Господа, я прощаю всех от всего сердца...

И весь день он провёл в тихой беседе с епископом. Двадцать девятого числа к нему привели младших детей: принцессу Елизавету и герцога Глостера. Дети заплакали. Король посадил их на колени, утешил, как смог, разделил между ними свои бриллианты, указал дочери, что читать, чтобы укрепиться в истинной вере, просил передать ей матери, что он всем простил.

День перед казнью Карл провёл в посте и молитве, в день казни встал очень рано, одеваясь, попросил слугу сменить рубашку на более тёплую: был самый конец января, было холодно, он мог задрожать и боялся, что его дрожь примут за страх. Перед самым рассветом к нему привели епископа Джексона. Епископ стал читать двадцать седьмую главу из Евангелия от Матфея. Узник спросил:

— Может быть, вы избрали эту главу потому, что она больше других подходит к моему положению?

Джексон смутился:

— Ваше величество, вы можете посмотреть в календарь: это глава на нынешний день.

В десять часов в дверь постучали. Его вывели в сад. Несколько рот пехоты ожидали с развёрнутыми знамёнами. Они двинулись под бой барабанов. Всю дорогу король перебрасывался словами с епископом. Он говорил с ним о похоронах и о тех, кому поручить заботы о них. Лицо его было покойным.

Его привели в Уайт-холл. Он прошёл обеденной залой, в её стене был пробит выход. Карл появился в этом окне и ступил на помост, обитый чёрным сукном. У плахи с воткнутым топором стояли в масках два палача. Тысячи голов громоздились друг на друга внизу. Серый морозный пар исходил из тысяч. Над площадью поднимался туман. Вокруг эшафота толпился народ, любопытный и праздный, в этот момент одинаково равнодушный к судьбе Англии и к судьбе её короля. Над толпой стоял ровный шум: кто-то смеялся, кто-то говорил о своих делах, о погоде, о холоде, о ценах на хлеб.