Восхождение и гибель реального социализма. К 100-летию Октябрьской революции - [80]

Без такой централизации и концентрации всех полномочий принятия решений, без определённой милитаризации всей жизни советская власть не смогла бы сопротивляться атаке царистской контрреволюции и империалистической интервенции. Речь шла о жизни и смерти советской власти, и поэтому единственным критерием была полезность тех или иных шагов для достижения победы, а не теоретические идеи.

Однако во время формирования советского общества диктатура пролетариата всё более превращалась в диктатуру Коммунистической партии, которая в то же время была направлена на установление социализма и в этом смысле в определённой мере совпадала с объективными общественными нуждами и с интересами рабочего класса. Некоторые руководители партии (к примеру, Каменев и Зиновьев) не раз заявляли прямо, что диктатура пролетариата совпадает с диктатурой Коммунистической партии, поскольку та использует диктатуру от имени и по поручению пролетариата. Однако это весьма спорный тезис, который может иметь вес лишь в минуту чрезвычайных опасностей для революционной власти, но не может быть принят как незыблемое положение, поскольку это означало бы, что настоящие органы власти советского государства (а именно избранные Советы как представители населения) фактически лишены своих функций и полномочий. Кроме того, с этим связаны также вопросы государственного права, не получившие убедительного разъяснения ни в теории, ни на практике, хотя формулировка о «руководящей роли партии» была даже возведена в конституционный принцип как эквивалент «диктатуры партии». Вместе с тем объём и содержание этой руководящей роли никогда не были точно определены, и потому допускалось сколь угодно произвольное и крайнее толкование этого принципа.

Совещания и обсуждения в демократическом ключе и с принятием соответствующих решений всё же оставались возможны на нижестоящих уровнях и в учреждениях, однако они ограничивались вопросом о том, как именно следует исполнять и реализовывать спущенные сверху решения и инструкции. Таким образом на нижних уровнях сложившейся диктаторской приказной системы развивались и определённые элементы демократической процедуры.

Неоспоримо, что диктаторская система руководства государством и обществом в определённых временных рамках имела и свои преимущества. Она обеспечивала относительно единую деятельность всех органов, что проявилось во время преобразования Советского Союза из аграрной страны в индустриальную. Но в целом и в дальнейшем она имела гораздо больше недостатков, так как в силу собственного централизма и схематизма она была слишком слабо приспособлена к неодинаковым условиям в различных регионах, в связи с чем оставалась излишне неповоротливой, поскольку ограничивала ответственность и инициативу исполнения соответствующих компетентных органов. Население принимало приходящие сверху решения (если те совпадали с его нуждами и интересами) с благодарностью, словно дары высших сил. А когда решения противоречили его интересам, оно принимало их стоически, поскольку критика и сопротивление в любом случае были лишены смысла.

В силу сказанного необходимо констатировать, что эта принципиально недемократическая структура и бюрократический механизм советской формы диктатуры пролетариата в то же время в значительной мере противоречили интересам социализма, так как они ограничивали и отчасти даже исключали права, ответственность, творческую деятельность, а тем самым и возможности развития трудящихся масс. Легко понять, что реальная эволюция такой формы государства во многих отношениях противоречила идеям Ленина.

В результате к тому времени, когда Сталин объявил после второй пятилетки победу социализма и начинающийся переход к коммунизму, характер советского государства стал довольно противоречивым. По своей объективной исторической роли Советский Союз действительно шёл по пути прогресса (в смысле социализма) через ускоренную индустриализацию страны, организацию современного крупномасштабного сельского хозяйства и сопутствующие общественные и культурные преобразования. Это была решающая сторона, если считать исторический результат мерой и критерием.

Но существует и обратная сторона, если принять во внимание насильственные методы достижения быстроты общественного прогресса, связанные с принуждением, а отчасти и с террором. Это противоречило социалистическим целям и в итоге могло не столько ускорить, сколько затруднить или замедлить их широкомасштабную реализацию. Таким образом, социалистический прогресс, если судить по использованным средствам и методам, ещё в довольно большой мере шёл по пути, типичному для антагонистических классовых обществ, всё более деформировавшему его.

Это очевидное противоречие главным образом вытекает из указанных объективных условий и вместе с тем связано с субъективными факторами, проявившимися в партии и в её руководстве, также отклонившимися от принципов социализма. По-видимому, Ленин (по крайней мере в определённых пределах) предвидел вариант «нечистого» развития, когда сказал, что в сложившихся условиях нельзя ожидать «чистого социализма», как не существует и «чистого» капитализма. Это проявилось ещё и в том, что советское государство, по своим структурным особенностям и механизмам ещё не соответствовавшее социализму, стало препятствием для него, отдалившись от рабочего класса и населения и встав над ними в качестве некой «высшей силы».