, совершённая Мопу, наоборот, уничтожала всякие преграды, сдерживавшие произвол власти. К тому же и повод, из-за которого произошла распря с парламентом, был выбран весьма неудачно. Новый суд не пользовался доверием, и адвокаты даже отказывались иметь в нем дела. В тогдашней прессе чуть не один Вольтер указывал на то, что «основными законами», защищавшимися парламентом, были в сущности лишь те злоупотребления, от которых страдал народ. Большая часть тогдашних памфлетов обрушилась на «майордома» (le maire du palais) Mony, как на врага нации. Провинциальные парламенты объявили, что все совершившееся противозаконно и что лица, которые возьмут на себя исполнение судейских обязанностей в новых судах, суть негодяи. Протестовала и высшая финансовая палата (cour des aides), осмелившаяся даже потребовать созвания генеральных штатов и заявившая при этом, что она защищает «дело народа, от которого и во имя которого (par qui et pour qui) король царствует». За парламент заступились также принцы крови и пэры Франции, подавшие королю об этом особый мемуар. Ничего подобного не происходило во Франции со времен фронды, но Мопу был непреклонен. Протестовавшие парламенты были уничтожены, и судьи лишены своих должностей; cour des aides была равным образом уничтожена; принцы крови и пэры, подписавшие мемуар, удалены от двора. Таким образом
в начале семидесятых годов королевская власть была в открытой борьбе с консервативными силами Франции, и монархия наносила удар учреждениям, которые были почти столь же древни, как и сама она. У Мопу был целый план судебной реформы в духе новых идей, но пора для опыта применения к Франции просвещенного абсолютизма, по-видимому, миновала. Вновь учрежденный в Париже суд (апрель 1771 г.) получил насмешливое название «парламента Мопу», которое было распространено и на суды, открытые перед тем в шести других городах. В памфлетах эпохи к «парламенту Мопу» относились, как к «вертепу разбойников» (caverne des voleurs). Место его заседаний пришлось окружить войском, чтобы народ не сделал на него нападения, но и это также эксплуатировалось врагами нового суда: могли ли-де быть свободными приговоры судей, находившихся под военной охраной? К лицам, принявшим на себя должности в новом суде, в обществе относились с нескрываемым презрением. Реформа, тем не менее, была проведена, и мало-помалу общественное мнение успокоилось; в некоторых местах народу новые суды стали даже нравиться, и бывали случаи, что толпа прямо выражала свое неодобрение членам прежних судов. Старая магистратура продолжала оказывать сопротивление; её представители в большинстве не хотели возвращаться к судейской службе и не соглашались брать предлагавшихся им денег в виде выкупа за принадлежавшие им места, несмотря на то, что для этого был назначен срок, после которого выдача отступного прекращалась (1 апр. 1773 г.), и королевская казна поэтому оставалась в выигрыше на целых 80 миллионов. Успокоение общественного мнения было, однако, лишь временным: едва скончался Людовик XV, как общество стало высказываться с такою силою за парламенты, что Людовик XVI счел нужным их восстановить. Мы еще увидим, что
в новое царствование парламенты сделались главными противниками реформ, и что между ними и королевскою властью произошла новая борьба, бывшая, так сказать, уже прелюдией к великой революции.
Как отнеслось общество к судебной реформе Мопу, видно из одного любопытного эпизода, характеризующего тогдашнее настроение. В это время во Франции начинал свою литературную деятельность знаменитый Бомарше, публицист и драматург, впоследствии автор «Севильского цирюльника» (1775) и «Свадьбы Фигаро» (1784) и издатель полного собрания сочинений Вольтера. У Бомарше был в новом парижском суде процесс по взысканию одного долга; он проиграл этот процесс, возбудив против себя еще обвинение в попытке подкупить судью. Дело в том, что Бомарше, нуждаясь переговорить с докладчиком по своему делу и не получив к нему доступа, сделал подарок жене этого судьи, и та ему устроила свидание с мужем; это и послужило потом поводом к осуждению Бомарше за подкуп судьи. Остроумный и не особенно застенчивый писатель перенес свое дело на суд общественного мнения, сумел смешать с грязью «парламент Мопу» в блестящих памфлетах, в которых личное свое дело представил, как имеющее общественный интерес. Читая «мемуары» Бомарше, смеялась вся грамотная Франция и с нею вместе сам Людовик XV. Молодой писатель сделался героем дня, и представители высшего общества всячески выражали ему свое сочувствие, хотя свое личное дело он связал не с тою консервативною оппозицией, которая проявилась в протестах парламента и принцев крови, а с новыми либеральными идеями, нашедшими впоследствии выражение и в его известных комедиях. Вообще тогдашняя памфлетная пресса в вопросе о парламентах становилась на точку зрения господствовавшей политической теории, а таковою была доктрина Руссо. Правительственные заявления в смысле абсолютизма королевской власти встречали возражения в духе учения о народном верховенстве. Например, угроза одного из министров британским провинциальным штатам, что они в три дня будут кассированы, если станут отстаивать парламент, вызвала летучий листок под заглавием «Le propos indiscret», где конфликт правительства с сословно‑представительным учреждением названной провинции рассматривался с точки зрения «общественного договора», нарушаемого королем, «т. е. агентом нации», желающим превратить в «рабов» двадцать миллионов «свободных граждан».
