Восемнадцатый лев. Тайна затонувшей субмарины - [43]

– Давай смотреть на эти посиделки позитивно, – удерживал Юра от взрыва свою тощую подругу, которую бесило, что все истории Анны-Лизы, начинавшиеся возвышенно-духовно, обязательно заканчивались жратвой. – Вдруг удастся выведать что-нибудь насчет графини. Не человек, а призрак какой-то!

Однако все попытки направить беседу в нужное русло проваливались. Анна-Лиза, извергавшая из себя водопады слов по любому поводу, тут же «перекрывала кран», когда речь заходила о хозяйке острова.

Однажды Лена, прервав соло Анны-Лизы, прямо спросила ее, почему та успела выложить им все островные сплетни, даже рассказала, что сосед-бортник, по всей вероятности, живет с овцой, но отказывается говорить о загадочной старухе, обитающей в имении под защитой проволочной сетки и убийц-басенджей. В ответ хозяйка разразилась отповедью.

– Графиня предпочитает уединение, и нечего совать свой длинный клюв в ее дела, – грубо срезала она Лену, которую в минуты душевного расположения называла «птичкой». Девушка вызывала у нее жалость своим ничтожным телосложением. «Как можно так пренебрегать здоровьем! У тебя совсем нет жировой прослойки. Если ты останешься без пищи в течение дня, ты умрешь», – провозгласила Анна-Лиза на первом же завтраке, обнаружив, что Лена надкусила и отодвинула в сторону бутерброд из «русского хлеба» с паштетом, похожий на черную подметку гренадерского сапога, вымазанную в глине.

Владелица туристического хозяйства решила, что трепетная девушка испугалась размеров продукта питания, и с тех пор вытесывала из своих «валунов» специально для нее лапти поменьше.

В общем, крепость под названием «Анна-Лиза» оказалась неприступной, и войска от нее пришлось временно отвести.

Коричневый деревянный двухэтажный особняк под темной черепичной крышей, когда его впервые издалека увидели гости Анны-Лизы, показался необитаемым. Ни снаружи, ни внутри не было заметно никакого движения. Дом напоминал ястреба, приземлившегося на поляне и раскинувшего крылья над добычей. Он стоял в глубине узкого мыса, вдававшегося в море. Перешеек, соединявший его с Фалько, был огорожен зеленой проволочной сеткой в два человеческих роста. Когда Юра и Лена приблизились к ней, на той стороне, буквально из воздуха, материализовались две небольшие черно-белые собаки с пустыми блестящими глазами. Их взгляды, казалось, были обращены в великое древнеегипетское прошлое басенджей, а не в презренное настоящее. Они появились совершенно бесшумно, не лаяли, не рычали, просто стояли и внимательно смотрели на чужаков, отчего смотрелись еще страшнее.

– Такие сразу – в глотку, – пробормотала Лена, оттаскивая Юру за руку от забора.

Дальнейшая рекогносцировка показала, что в доме жили. По вечерам в двух окнах второго этажа зажигался свет, а однажды показалась и сама помещица. Коротко остриженная старуха в проолифленной английской куртке и высоких резиновых сапогах в сопровождении собак прогуливалась по берегу заливчика, отделявшего «графский» мыс от остального острова.

– Может, крикнуть ей! Чего мы теряем? – почему-то шепотом спросил Юра девушку, хотя поблизости никого не было.

– Развернется к дому и спрячется в своей раковине. А нас Анна-Лиза со следующим паромом отправит домой. Ты что, сам не видишь, какие тут нравы? – отвергла идею Лена. – Подожди, что-нибудь придумаем.

Весь вечер она была молчалива и задумчива, к ночи вроде бы отошла и в постели вела себя как самоотверженная спортсменка из ГДР, идущая с любимым тренером «на золото».

– Посмотри, красивые у меня руки? – Лена вдруг зажгла ночник и сунула под нос Юре свои ладошки, которыми только что зажимала ему рот.

– Ну, тонковаты для убийцы. Ты меня чуть не придушила, – вяло откликнулся он. Голова все еще кружилась после недавней акробатики.

Странная сцена объяснилась утром, вскоре после ухода парома.

9

– Пойдем-ка!

Лена потянула Юру на кухню, помочь Анне-Лизе чистить окуней, которых привез на велосипеде мрачный черный мужик, судя по окрасу, еще один потомок итальянских монахов. Анна-Лиза расплатилась медом соседа-бортника.

– Зачем она с нас деньги берет, все равно натуральным хозяйством живет, – шепнул Юра, когда толстуха отошла к сковороде, стрелявшей раскаленным маслом на плите.

– Ну, теперь держись, – одними губами сказала Лена. – Ты крови боишься? Я – ужасно.

Она зажмурилась и полоснула ножом себе по ладони.

В Ленин вопль вплелся рев Анны-Лизы, которая, обернувшись, обнаружила, что ее белая кафельная кухня превратилась в скотобойню. Кровью оказался забрызган даже потолок: Лена приплясывала и размахивала рукой, из которой, точно из малярного пульверизатора, во все стороны летели красные брызги.

Юра, схватив полотенце, обмотал им кисть девушки. Голубая ткань тут же набухла и покраснела.

– Дура! Зачем ты! – заорал он на смеси языков, когда растерянная Анна-Лиза, свернув по пути пару кастрюль, ринулась в ресепшн искать аптечку.

– Кристина Бьорнхувуд ведь была врачом. А клятва Гиппократа – это навсегда, – спокойно отозвалась Лена, откинув изуродованную руку в сторону. – Кажется, перестаралась. Никогда не думала, что во мне может быть столько крови.

– Как же ты, ах ты, Господи, и паром только что ушел, следующий только через сутки, – причитала Анна-Лиза, вытряхивая из аптечки обнаруженную там ненужную ерунду: крошечные пластыри, разноцветные таблетки от мигрени, жаропонижающее. – Может, ничего, дотерпишь до завтра, а?