Восемнадцатый лев. Тайна затонувшей субмарины - [37]
Суд так ничем и не закончился. Гуревич пургу гнал, мол, приревновал к медсестричке, чисто бытовая история, хотя весь лагерь знал, что у него уже крепкая семья была… С одним майором. Никифоров тоже каким-то противолодочным зигзагом пошел, мол, это политика, его уже второй раз убивают за антисоветскую агитацию. Врал от киля и до клотика. Если агитацией анекдоты про колхозы и Буденного назвать, так этим весь красный лагерь занимался. В общем, я так понял, сделал он свой выбор – на невозвращение, потому все это и придумал. Мне тоже пришлось после суда на белую половину перейти, понял я, что невольно втянул меня мой товарищ в такое дело, что живым мне в Союзе не остаться. Вот и вся моя, ребятки, история. Сразу скажу – много я, Юра, думал, за что на твоего деда посольство ополчилось, но так ничего и не придумал. Больше я его не встречал и не знаю, жив он или помер. Вот, картина его на стене мне на память осталась, подпись даже имеется, «Антон Никифоров», – Матвеев кивнул на разухабистое батальное полотно. – Он в лагере многим ребятам рисовал. Все просили если портрет, то покрасивее, а военный сюжет – позабористее. Большой талант был. А тайна его и сегодня кому-то важна. Я ведь до 91-го года в посольство ни ногой, а тут, как Советский Союз отменили, рискнул. Может, думаю, паспорт дадут, на родные могилы съезжу. Подал заявление, а через месяц на беседу пригласили. Поговорили спокойно обо всем, и тут вдруг старый вопрос всплыл: не объявлялся ли мой лагерный товарищ, да что я о нем могу припомнить, о чем тогда, под влиянием «политической обстановки», как они выразились, умолчал. Обещали, что если помогу новой демократической России разыскать важного для нее человека, они не только паспорт дадут, но и будут хлопотать о признании меня ветераном войны. Медаль повесят, в Москву на 9 Мая пригласят. «Шведы, – говорю, – мне тоже покоя с Никифоровым не давали, но и их я порадовать не мог. Вы лучше с ними совещание устройте, может, и поможете друг другу. А медаль за войну мне не нужна. У меня она уже имеется, до сердца на сантиметр не дошла, да там и застряла».
Матвеев отвернулся к окну, разглядывая открывавшийся оттуда унылый пейзаж: ряды пятиэтажных бараков и – вместо церковного шпиля – устремленную к небу фабричную трубу за ними.
В комнату возвратились звуки, прежде прятавшиеся по углам. Тихо шли где-то часы, что-то поскрипывало, покряхтывало.
– А Урсула? – хрипловатым от долгого молчания голосом спросила Лена. – Что с ней стало?
– Перевели всех аленушек куда-то после этой истории. Старух прислали, чтобы соблазнов не было. Я ни дружка своего, ни Урсулу не разыскивал. Так рассудил, что если бы Никифоров хотел, сам бы объявился. Вот так, внук! Не Никифорова, а как бишь его… старшего лейтенанта Берга.
На обратном пути причалили к горе пластикового мусора на площадке для трейлеров.
– Машина устала, пусть передохнет, – твердо сказала Лена и, заглушив мотор, похлопала по рулю, точно лошадь по холке потрепала.
Юра не протестовал, хотя не заметил ничего особенного в поведении «Вольво»: Степкина развалюха обладала таким разнообразием дефектов, что казалась почти одушевленной.
– Ну, и что ты думаешь по этому поводу? – Лена протянула Юре бутылку воды «со вкусом папайи», как значилось на этикетке. Она набрала полный рюкзак этой гадости, вероятно, решив для себя, что достойно справилась с задачей продовольственного обеспечения экспедиции. Птичью лапку, державшую бутылку, вполне можно было демонстрировать на конгрессе, посвященном анорексии. Девушка сегодня как никогда напоминала сороку, пережившую трудную зиму. «Женюсь, откормлю», – подумал Юра и сам удивился неожиданной мысли.
– Мне кажется, кто-то решил нашими руками жар загребать, – сказал он. – Тот или те, кто подкинул письмо с указанием на Матвеева, думали, что он сообщит нам какие-то сведения о… моем деде (язык вдруг взбунтовался, отказавшись от отстраненного «Берга»), которые они не могли получить сами. Вопрос: что же он нам такого сказал? Мне кажется, ничего. Единственная ниточка – Урсула, но про нее известно из газетной статьи о процессе. Наверное, ее данные можно найти в архиве. Мы выяснили, что дед скрывался под другим именем и советское посольство чего-то от него добивалось. Значит, советские знали, кто он такой, а шведы – нет. И дед, несмотря на два покушения, почему-то не открылся ни шведам, ни даже своему другу. Сплошной туман. Голова кругом.
– Да, повезло тебе с дедом. Почти как мне с папашей, – Ленина рука с черными лаковыми коготками легонько коснулась его плеча. Прежде девушка держала строгую дистанцию, как городская птица, привыкшая к людям, но сохраняющая инстинкты дикой жизни.
– Про Урсулу выясним, Сорена в архив зашлем – он в бумажном море плавает не хуже, чем в настоящем. А дальше будем действовать по обстановке. Вдруг она еще жива? – говоря это, Юра все еще чувствовал мгновенное прикосновение Лениной руки.
– Все же не напрасно съездили. Эскильстуну посмотрели, – светски заметил он.
– И мне понравилось. Красивый город. Труба такая живописная, – Лена прыснула.
Из окон квартиры Матвеева открывался вид на американскую депрессию 30-х годов. Так и подмывало сбежать оттуда.
Все беды, казалось, обрушились на Русь в Смутное время. Ослабление царской власти, трехлетний неурожай и великий голод, обнищание народа, разруха везде и во всем, интриги бояр, сменявшие один другого самозванцы, поляки и шведы, алчущие решить в свою пользу многовековые споры и под шумок прихватить то, что никогда предметом спора не было. До сих пор в событиях Смуты немало белых пятен. Одно из них связано с хитроумными комбинациями, которые должны были, по задумке их авторов, привести на русский престол шведского принца Карла Филиппа.
Алексей Смирнов написал необычную историю Швеции. История кораблей, затонувших в Балтийском море со времен викингов до второй мировой войны, переплетается с важными событиями из прошлого Швеции. Он «показывает историю Швеции и всего Балтийского региона в новой и неожиданной перспективе. Он смотрит на вещи с зоркостью стороннего наблюдателя, умеющего разглядеть новое в старом, и в то же время разделяет часть нашего опыта, происходя из страны, соседствующей с нами на Балтике. В этой книге он также приводит много хороших аргументов в пользу того, что мы, живущие на берегах Балтики, должны лучше беречь ту часть нашего общего прошлого, что лежит на дне моря.
Если в двух словах, то «желание исчезнуть» — это то, как я понимаю войну.
С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.
Эта книга о жизни, о том, с чем мы сталкиваемся каждый день. Лаконичные рассказы о радостях и печалях, встречах и расставаниях, любви и ненависти, дружбе и предательстве, вере и неверии, безрассудстве и расчетливости, жизни и смерти. Каждый рассказ заставит читателя задуматься и сделать вывод. Рассказы не имеют ограничения по возрасту.
«Шиза. История одной клички» — дебют в качестве прозаика поэта Юлии Нифонтовой. Героиня повести — студентка художественного училища Янка обнаруживает в себе грозный мистический дар. Это знание, отягощённое неразделённой любовью, выбрасывает её за грань реальности. Янка переживает разнообразные жизненные перипетии и оказывается перед проблемой нравственного выбора.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Рассказ. Случай из моей жизни. Всё происходило в городе Казани, тогда ТАССР, в середине 80-х. Сейчас Республика Татарстан. Некоторые имена и клички изменены. Место действия и год, тоже. Остальное написанное, к моему глубокому сожалению, истинная правда.