Восемь знамен - [60]

— Неужели я устрашусь внешних варваров? — спросил Линь. — А вы?

Линь выполнил свою угрозу: всех англичан в Кантоне взяли под стражу. Двум-трем кораблям удалось улизнуть, остальные были задержаны и конфискованы. Тем временем дело дошло до уничтожения опиума. Ящики с зельем — всего их оказалось 20 283 — высыпали в выкопанные у реки широкие рвы, а затем порошок спустили в Жемчужную реку.

Китайцы наблюдали за этим с тихим ужасом.

Происходящее ошеломило Мартина, но еще больше он поразился, когда навестил арестованных европейцев. Он понимал, что в Китае принято к разного рода преступникам относиться дурно, с презрением еще до того, как суд признает их вину, но совсем не ожидал увидеть своих соотечественников в таком бедственной состоянии. Дюжину арестованных английских купцов — людей в основном уже в годах, почтенных — запихнули в тесную подземную камеру, с окружающим миром их соединяло только зарешеченное окно во внутренний двор, куда узников выводили на ежедневные прогулки. В камере не оказалось даже бадьи для помоев, пол утонул в грязи и кишел насекомыми. Кормили заключенных только водянистой баландой, в которой плавали редкие волокна сырого мяса. Англичане тем не менее сохраняли присутствие духа.

— Господи Боже, Баррингтон! — воскликнул один из них. — Вы на стороне этого негодяя, я видел. Вы за это заплатите!

С каким бы презрением Мартин ни относился к их торговле, сейчас он испытывал только жалость.

— Я попытаюсь вас освободить, — пообещал он.

— А наш товар? Вы представляете стоимость того, что он уничтожил? Больше двух миллионов фунтов!

— Я же сказал, я попытаюсь добиться вашего освобождения. Но я не желаю помогать вам в возобновлении вашей гнусной торговли.

Его слова вызвали новый поток проклятий, с которым диссонировал только один разумный голос:

— Мистер Баррингтон, не могли бы вы по крайней мере сообщить нашим семьям, что мы живы? Вы знаете эту страну и представляете, какие слухи понеслись вниз по реке.

— Я сделаю все, что смогу, — обещал Мартин. — Ваше имя, сэр?

— Джосиа Барнс. У меня дом в Макао, там живут моя жена, сын и дочь.

— Я позабочусь, чтобы им сообщили, — заверил Мартин. Интересно, что думает обо всем случившемся давешний молодой человек — Хун, который и заварил всю эту кашу? Но Хун куда-то пропал.

— Освободить варваров? — Линь фыркнул. Чтобы они снова взялись за свою мерзкую торговлю? Пусть сидят и, гниют там.

— В таком случае следует ожидать ответных действии! — предостерег Мартин.

— А вы боитесь варваров, как я погляжу, — презрительно бросил Линь. — Понятно, ведь вы один из них. Ну так что же, вы полагаете, они смогут что-то противопоставить Мандату Сына Небес, находясь за тысячи миль от своей страны и располагая столь ничтожными силами? Я больше не желаю ничего слышать об этом деле, Баррингтон.

— Когда вы возвращаетесь в Пекин?

— Я останусь здесь до тех пор, пока не получу дальнейших указаний от его величества. Необходимо держать здесь все под контролем до назначения нового губернатора.

— Но вы, надеюсь, разрешите мне покинуть вас на моем корабле?

— Вы можете отправляться по своим делам, — кивнул Линь. — Когда вы мне понадобитесь снова, я пришлю за вами.

Мартин пошел к Сун Танчу.

— И у вас хватает наглости заявиться ко мне? — спросил тот. — После того, как вы разрушили нашу жизнь?

— Я пришел спросить о Хун Сюцюане.

— Об этом спятившем с ума молокососе! — возмутился Сун. — Скажите мне прямо, Баррингтон: ведь это из-за него вы послали доклад, который навлек на нас эти беды?

— Он показал мне зло, которое несет с собой торговля опиумом.

— Он — дьявол, — прорычал Сун. — Я не пущу его назад, он разорит Кантон.

Мартин не разделял всеобщую уверенность в том, что с присутствием варваров покончено раз и навсегда. Одно дело выслать английских купцов, этого само по себе было достаточно, тем более что Великобритания оказалась целиком захвачена собственными делами — юной королевой и «спальным кризисом». Но заключить британских граждан в тюрьму, держать их в таких ужасающих условиях… Он даже думать не смел о том, как прореагирует английский суд, такой гордый и такой могущественный, когда весть о происходящем достигнет Лондона.

На другой день он отплыл из Кантона и спустился вниз по реке до Макао, где стал на якорь в гуще многочисленных судов. Их экипажи были взбудоражены слухами и новостями, которые принесли спасшиеся бегством суда. «Я вздохнул свободно только тогда, когда мы миновали крепость», — говорил всем капитан Моррисон.

Сошедшего на берег Мартина засыпали вопросами. Никто не знал о его роли в этом деле, но ни для кого не было тайной, что уполномоченный Линь прибыл в Кантон на борту баррингтоновского корабля и что Дом Баррингтонов занимал в Китае привилегированное положение.

— Боюсь, джентльмены, — сказал он, — что дни неограниченного ввоза опиума в Китай сочтены.

— Ей-богу, сэр, вы говорите как настоящий китаец, — перебили его.

— Я честный человек, сэр. Что бы вы сказали, если бы китайцы ввозили опиум в Англию?

— Ну, сэр, это совершенно разные вещи. У этих бедолаг ничего в этой жизни не остается, кроме сладких снов.

— А что у них может остаться, если, очнувшись от сна, они видят, что их дома проданы, а их жен и детей выставили на уличные торги?