Воры над законом, или Дело Политковского - [47]

Как видим, оба приятеля, два больших картёжника, завершили свои пути-дороги преждевременно, но очень уж по-разному, даже противоположным образом, хотя оба сами свели счёты с жизнью.

Но думаю, что хватит покамест нам сопоставлений. Возвращаемся персонально к тайному советнику Политковскому и его грандиозной и одновременно гнусной афере.

ПРИМЕЧАНИЕ ПУБЛИКАТОРА:

А Дубельт не просто получал от Политковского денежные вспоможения, он ещё и входил на правах пайщика в тайный картёжный притон, который держал у себя Политковский.

Во всяком случае, об этом свидетельствует документ, который я обнаружил в архиве Славянского института в Париже. Я имею в виду «Исповедь Леонтия Дубельта». Изучая её, я наткнулся на следующую прелюбопытную запись:

«Обязанности, взятые мною на себя, требовали постоянных и даже безостановочных трудов. Поднимался я с ночи в четыре часа утра, отходил ко сну после двенадцати ночи. Проснувшись и отзавтракав с поспешностию, тут же мчался к графу Бенкендорфу (а после смерти оного, к графу Алексею Орлову, который заменил Бенкендорфа на посту шефа корпуса жандармов). Как начальник штаба корпуса, я регулярно инспектировал все жандармские округа. А ведь по совместительству я заведовал и Третьим Отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии. И мне каждодневно приходилось принимать и инструктировать десятка два-три секретных агентов.

Признаюсь: это была не жизнь, а кромешный ад. И что же? Оклад мой годовой равнялся 3900 рублей серебром — это за то, что я был начальником штаба жандармского корпуса.

Заведование же Третьим отделением государь мне не положил ничего. А я и не смел просить. Но компенсация была необходима за неустанные мои труды, разве не так?

И когда тайный советник Политковский под видом карточной игры стал передавать мне денежные вспоможения, я воспринял сие как акт справедливости со стороны судьбы. Но вспоможения эти были не так уж и велики, на что я и намекнул Александру Гавриловичу. И тогда он включил меня в качестве пайщика в свой тайный игорный клуб. Это и была подлинная компенсация за неустанную подвижническую службу мою Государю и Отечеству».

Ефим Курганов,

доктор философии.

Сорок вторая глава. Совершенно определенный ответ на один коренной вопрос

Кажется, наступает пора постепенно подводить некоторые итоги, более или менее суммировав вкратце всё вышеизложенное.

С 1835-го да Александр Политковский был правителем, а потом и директорствовал в канцелярии комитета о раненых военного министерства (а службу в сей канцелярии он начал ещё в 1831-м году).

1-го февраля 1853-года он умер, и, как мы знаем, произошло это при невыясненных до сих пор обстоятельствах.

То бишь Политковский занимал пост почти что двадцать лет, а в канцелярии комитета трудился даже более двадцати лет.

И все эти годы шло расхищение казны комитета, и шло оно только по возрастающей.

Как могло это случиться? Подчёркиваю!!! Воровство продолжалось около двух десятков лет, и становилось всё более и более крупным.

Как это могло оказаться возможным при государе, который был наистрашнейшим врагом всяческого лихоимства?

Фактически была расхищена четверть всего капитала, который был предназначен для раненых и военных инвалидов.

Ответ более или менее вытекает из всего предшествующего изложения.

Постоянное и неуклонное покровительство военного министра (Чернышёва) и жандармского генерала, самой авторитетной фигуры в сфере сыска (Дубельта) в первую очередь как раз и явились причиною сего узаконенного воровства.

Откуда ж это покровительство? За что генералы Чернышёв и Дубельт столь жаловали Политковского?

Ну, у Чернышёва тут, думаю, не было никаких меркантильных интересов.

Просто военный министр российской империи был сер, малообразован, а сообразителен лишь в карьерных интригах, и в том, как подластиться к государю. А в деле был малосообразителен. Политковский же был умелый канцелярист и ловко, виртуозно всякие бумаги составлял, всё о чём просил его военный министр, а не только что он должен был делать как директор канцелярии комитета о раненых. Вот за всегдашнюю услужливость министр и прикрывал его всегда.

А вот у Дубельта, думаю, были вполне меркантильные интересы — Политковский снабжал генерала довольно-таки крупными денежными суммами и делал это, как уже было отмечено, весьма изящно. Но без сомнения, Александр Гаврилович именно покупал благосклонность высокого жандармского чина и главы высшего полицейского сыска.

Вот такие были в наличии два мощнейших покровителя, два краеугольных камня, на коих и зиждилась райская жизнь тайного советника Политковского.

Деньги вокруг тайного советника лились рекой, никогда не иссякавшей и не замерзавшей.

И что же? Политковский стал владельцем крупного состояния? Ничего подобного! Он, как можно судить, всё обратил на карточную игру.

Деньги раненых и военных инвалидов, в основном, исчезли за ломберными столами в его гостиных (в его «квартирке» была целая сеть гостиных и были даже потаённые гостиные).

Цинизм этого жизнерадостного толстяка столь велик, столь вопиющ, что я не могу прийти в себя от изумления.

Пожалуй, остаётся только вместе с императором Николаем Павловичем горько сожалеть, что Политковский умер и не дожил до каторги, коей, безо всякого сомнения, в полной мере он заслуживал.