Воры над законом, или Дело Политковского - [4]

Генерал-адъютантов Граббе и Засса признаю виновными только в том, что, усомнясь в правильности существующего порядка в Комитете, не довели об этом, как генерал-адъютанты, до моего сведения, за что объявить им строжайший выговор и от дальнейшего взыскания освободить».

Да, весьма интересный документик. Конфирмация приговоров производилась ровно через месяц, а именно в апреле 1853-го года, и за этот месяц государь Николай Павлович, кажется, одумался, что генералы-то в этом страшном воровском деле, собственно, и ни при чём. Во всяком случае, Его Величество явно стал смягчать приговоры, хотя он-то этот процесс и затеял.

И ещё. В документе наконец-то названа фамилия истинного героя настоящего повествования.

Это Политковский Александр Гаврилович, тайный советник и камергер, директор канцелярии комитета о раненых военного министерства.

Это именно он и устроил в комитете грандиознейшее и при этом многолетнее воровство, о коем генералы, члены комитета, не ведали ничего, ибо в дела канцелярии не вмешивались и, как чисто военные люди, в канцелярских ухищрениях и хитросплетениях не понимали совершенного ничего.

И вовсе не они, не боевые генералы, должны были выискивать в мириадах комитетских бумаг случаи воровства сумм, отпускаемых на содержание раненых и инвалидов. На это ведь есть специальные люди, аудиторы называются. И при военном министерстве было устроено даже особое аудиторское училище.

Обо всём этом государь Николай Павлович прекраснейше был осведомлён, и гордился даже сим аудиторским училищем, созданным по почину его многолетнего любимца — военного министра Чернышёва.

Однако в случае с делом Александра Гавриловича Политковского Его Величество отчего-то предпочёл преследовать ни в чём не повинных генералов, ну а потом вдруг стал более или менее смягчать приговоры, но всё же не отменять их до конца, хотя совершенно очевидно, что в канцелярскую галиматью они и не должны были вовсе вникать.

А, кстати, существовал государственный муж, и он совсем не помер к тому времени, то бишь к моменту процесса, который-то, собственно, и сотворил Политковского как канцелярского деятеля, и всячески и неизменно покровительствовал ему на протяжении аж целых двух десятилетий.

Собственно, сей государственный муж как раз и возвёл Александра Гавриловича в звание директора канцелярии комитета о раненых и даже исхлопотал собственноручно, дабы Политковский получил придворный чин камергера, звание тайного советника и так далее и тому подобное, ходатайствовал, и весьма успешно, о представлении Политковского ко многим орденам (Святой Владимир третьей степени, Святой Анны первой степени, Святой Станислав первой степени).

Однако буйный неудержимый гнев правдолюбца-императора этого государственного мужа старательно обходил, и на то были, может, вовсе не уважительные, но при этом абсолютно неоспоримые причины.

Вот и пришлось императору Николаю Павловичу налетать на генералов и адмирала, всех членов комитета о раненых военного министерства.

Главного же виновника, а точнее, главного пособника Политковского, Его Величество трогать никак не решался и не хотел, а точнее, никоим образом не желал, об чём мы ещё поговорим, и даже не раз.

Глава третья. В коей появляется собственною персоною светлейший князь Александр Иванович Чернышёв

Государственным мужем, который сделал Политковского тем, кем он стал, был не кто иной, как светлейший князь Александр Иванович Чернышёв, военный министр и председатель Государственного совета.

Был он смолоду преотличнейший танцор, ловкий парлёр, то бишь говорун, большой и даже великий дамский угодник, хотя супруга княгиня Радзивилл не скрывала к мужу своего презрения, и, наконец, сбежала от него в Париж и более никогда не вернулась. На эту тему есть даже известный анекдот, связанный с тем, что Чернышёв славился своим самодовольством и тем, что любил рассказывать о своём значении и своих военных подвигах. Так вот, говорили, что у княгини Чернышёвой-Радзивилл состоялся раз следующий разговор с государем Александром Павловичем:

«— Ваше величество, может ли женщина развестись с мужем, который ежедневно понемногу её убивает?

— Конечно.

— Государь, знайте: Чернышёв морит меня скукой».

Государь Александр Павлович любил с Чернышёвым поболтать на всякие легкомысленные темы (при царе тот, ясное дело, не важничал), весьма ценил как танцора и сделал сначала своим флигель-адъютантом, а потом и генерал-адъютантом, несколько раз посылал курьером к Наполеону Бонапарту.

При этом выполнял Чернышёв по заданию государя и кой-какие шпионские поручения, впрочем, далеко не всегда делал это удачно (провалил по рассеянности одного наиважнейшего нашего агента, работавшего канцеляристом в наполеоновском военном министерстве, и тот был гильотинирован), хотя преподносил свои французские вояжи только как безусловные и даже огромные победы. Потом он командовал довольно небольшим партизанским отрядом, но преподносил себя как истинного полководца.

Однако настоящей военной карьеры сей Чернышёв при государе Александре Павловиче так по сути и не сделал, хотя император как будто вполне благоволил к нему. Как видно, в высшей степени скептичный ум императора сказался и в отношении его к своему флигель, а потом и генерал-адъютанту.