Воры. История организованной преступности в России - [51]
Рынок «охранного бизнеса» и его «понятия»
Самое главное решение в области бизнеса, которое я только могу принять, — это решение о том, чьей «крышей» воспользоваться… Если это решение окажется правильным, все остальное пойдет как по маслу.
Российский предприниматель, 1997 год[340]
По мере угасания роли государства и роста организованной преступности бизнесмены начали воспринимать банды как альтернативного поставщика услуг, «крыши», крайне важной для любого предприятия в неопределенные времена: «Чем сильнее дождь, тем крепче должна быть крыша»[341]. Вадим Волков писал о «силовом предпринимательстве как… организациях, созданных для повышения эффективности коммерческого использования силы»[342], а профессор Федерико Варезе применил в отношении России модель мафии, описанную исследователем Диего Гамбеттой как «особый тип организованной преступности, специализирующийся на определенном виде преступной деятельности: предоставлении защиты»[343]. По сути, речь шла о том, что насилие и угрозы можно монетизировать на рынке, где множество поставщиков конкурирует по цене, эффективности, надежности и репутации «бренда». В этом контексте защита означала не только сохранение положения, но и гарантию честного отношения. Суды были коррумпированы, и даже если они выносили решение в вашу пользу, при его реализации могли возникнуть немалые проблемы, к тому же еще оно могло растянуться во времени. И часто самое большее, на что они были способны, — это потребовать выплату долгов или компенсации ущерба по первоначальной ставке. Даже при заметном снижении темпов инфляции по сравнению с началом 1990-х она оставалась сравнительно высокой (в 1999 году ее уровень был равен 37 процентам); соответственно, долги быстро обесценивались. В результате бизнесмены предпочитали обращаться к бандитам за разрешением споров и реализацией принятых судом решений. Это имело смысл даже в случаях, когда гонорар за такую работу составлял 50 процентов спорной суммы[344].
По словам Владимира Вышенкова, следователя, переквалифицировавшегося в криминального журналиста, «после того как рынок возник, его нужно регулировать. Что это значит? “Ты прав, а ты неправ. Отдай ему то, что должен”. Кто будет этим заниматься? Внезапно спортсмены нашли для себя подходящую нишу. Они вышли на этот рынок и говорят: “Мы сами решим, кто прав, а кто нет. Но за это мы будем собирать с вас налоги”»[345]. Первыми, кто уловил эту возможность, действительно были спортсмены, обычно борцы, боксеры и мастера боевых искусств, однако за ними последовали другие — от коррумпированных милиционеров до чеченцев, от ветеранов афганской войны до уличных банд.
Вскоре этот процесс принял институциональные черты и оказался встроенным в национальные и локальные социальные, экономические и политические структуры. Эти «силовые партнерства» (термин Волкова) могли быть разовыми или долгосрочными, а их деятельность обходилась в 25–30 процентов от доходов компаний[346]. Бандиты все чаще действовали через легитимные структуры — благотворительные фонды, холдинговые компании или частные службы безопасности, — и у них практически пропала необходимость вымогать деньги с помощью угроз и откровенного насилия.
Как мы увидим ниже, для того чтобы такая схема заработала, бандиты должны были стать, выражаясь классическим языком «воров», «честными преступниками». Да, они наступали на горло закону и даже людям, но при этом должны были держать слово. В начале 1990-х годов у некоторых бандитов были возможности преуспеть, не думая о завтрашнем дне, однако даже тогда масштабы этой «неорганизованной» оргпреступности были ограниченными. Банды, процветавшие в то время (особенно описанные подробно далее), превратились в корпорации преступного мира именно потому, что понимали важность неформальных «понятий», определявших жизнь преступного мира. Как показало исследование Светланы Стивенсон, в русских уличных бандах основная роль «понятий» была связана с такими «мужскими» ценностями, как упорство, нежелание отступать и сохранение верности банде[347]. Это во многом напоминает положения изначального «воровского» кодекса.
«Повзрослевшие» структуры организованной преступности приняли некоторые элементы этой культуры «настоящих мачо», хотя в эпоху оружия и наемных боевиков личная физическая сила становилась намного менее важной, чем ум и безжалостность. Волков рассказывает апокрифическую историю о противостоянии между «вором» Васей Брянским и каким-то азербайджанским бандитом в окрестностях Санкт-Петербурга: «Бандит Вася Брянский выхватил пистолет, но азербайджанец не испугался, а наоборот, указав на свой лоб, сказал: “Ну стреляй”. Тем самым он собирался показать всем, что у Васи не хватит решимости выполнить угрозу, и получить преимущество в споре. Но прием не сработал. Вася взял и выстрелил ему в лоб»
