Воровский - [57]
В январе 1914 года Воровский выслал Бонч-Бруевичу рукопись своей статьи и просил ее отдать в «Современный мир» или «Современник». При этом он указывал, чтобы статья попала непременно в февральскую книжку, потому что книга, материалами которой он пользовался в корректуре, выйдет, вероятно, к 1 марта, а по выходе ее статья потеряет часть интереса.
…Зима. Пушистый снег прикрыл наготу улиц и площадей, приукрасил тихие дворики Москвы. Город сразу похорошел, помолодел. Без семьи Воровскому стало скучно коротать зимние вечера, и он чаще начал навещать своих студенческих друзей: Башкова, Бриллинга и других. Внимательно следил за культурной жизнью большого города — второй столицы государства Российского.
13 февраля Воровский писал жене, что случайно попал на одну «людную» лекцию. «Зря пропал вечер и 90 коп. кровных, трудовых денег. Единственным развлечением в этой белиберде было появление футуриста Маяковского, который сначала явился в пиджаке какого-то ярко-пестрого футуристического цвета, за что был выведен мерами устроителей и полиции. Через полчаса вернулся в пиджаке цвета танго и возражал, ко всему общему удивлению, толково и разумно».
1914 год. Начало империалистической войны. Однажды Воровский шел по Тверской. Навстречу двигалась толпа с портретом Николая II. Группа молодых людей в котелках несла хоругви. Пьяные выкрикивали лозунги: «Да здравствует царь!», «Да здравствует Россия!» Воровский пропустил мимо себя толпу бесновавшихся купчиков и подумал:
«Для них война — это прибыль. А каково будет русскому солдату сидеть в окопах и грызть сухари…»
В Москве Воровский пробыл недолго, только до осени 1914 года. Устроиться прилично в электрическом обществе не удалось. Пришлось ехать в Петроград.
В ПЕТРОГРАДЕ
«Дорогой дядя Ваня, — писал Воровский Ивану Ивановичу Радченко 24 мая 1915 года из Петрограда. — Факт, столь поразивший Ваше воображение, а именно то, что я плачу долги, есть-таки да факт, и, можно сказать, не факт, а истинное происшествие. Причину его Вы сейчас узнаете и все поймете, и затихнет в Вас голос сомнений». И Воровский объяснил эту причину.
Л. Б. Красин известил Воровского о постройке электростанции на Неве и предложил там работу. Воровский принял это предложение. Но из-за войны стройка вскоре прекратилась. Строительную контору решили ликвидировать. Всех служащих должны были уволить, а Воровского перевести в правление и держать там до лучших времен. Но энергия Леонида Борисовича Красина, придумывавшего для своего друга разные комбинации по устройству его на работу, была неистощима. Он рекомендовал Воровского на завод Симменса-Шуккерта в помощники к заведующему отделом цен. Место сулило заманчивые перспективы, давало большую долю независимости и 300 рублей для начала. Недолго мешкая, Воровский согласился. Так он очутился под крылышком Леонида Борисовича Красина, как он шутил в кругу знакомых.
Леонида Борисовича он знал давно. Еще когда Красин был студентом Петербургского технологического института, Воровский слышал о нем как об активном члене революционного кружка. Но впервые они встретились на III съезде партии. Воровский выступил с критикой в адрес примиренцев из ЦК. Со всем пылом, свойственным молодости, Вацлав Вацлавович указывал тогда, что это они, примиренцы, в том числе и Красин, помогли ЦК распустить Южное бюро большевиков. Позднее Красин понял, что напрасно ратовал за мир с меньшевиками, и твердо стал на ленинские позиции.
Но по-настоящему они подружились в годы первой русской революции, в редакции газеты «Новая жизнь». В то время Леонид Борисович проявил талант организатора и отличного конспиратора. Худощавый, стройный, с небольшой бородкой клинышком, Красин поражал Воровского своей практичностью, обилием связей, деловитостью. «Инженер до мозга костей», — подумал о нем тогда Вацлав Вацлавович.
«Идешь на службу, и даже в голову не приходит, что какой-нибудь Митя Верещагин может тебе сказать резкость (Верещагин — инженер из «Общества 1886 года», где в 1914 году служил Воровский. — Н. П.). Ничего этого здесь нет, — с радостью сообщал Воровский И. Радченко. — Надо мной есть два человека: заведующий моим отделом, скромный, забитый и весьма почтительный ко мне еврей, и директор завода, ипохондрик, но вполне корректный со мной, так что все у нас идет гладко. Не знаю, пронюхали ли они о моих связях с Леонидом, или просто смотрят на меня как на члена «командующего класса», но мне даже странно после 1886 года чувствовать себя безначальным…»
Вспоминая свое житье-бытье «на болоте», мысленно воображая, что там творится, Воровский в письмах подтрунивал над пристрастием И. И. Радченко к торфяному болоту. Вацлав Вацлавович звал своего друга с женой в Петроград.
«Не понимаю, — писал он им, — что вам за охота киснуть на болоте: сами скоро в торф превратитесь. Встряхните старость свою, а то плохо кончите».
Летом 1915 года Вацлав Вацлавович отправил дочь Нину на дачу, где с ней занималась ее школьная воспитательница. Там ей было хорошо. Она резвилась на воздухе, бегала и играла. В воскресенье к ней приезжали родители. Они радовались, что дочь поправилась и стала менее раздражительной.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.