Ворота в никогда - [7]

— Чурбан? — переспросил Граймс.

— Ну знаете, скучный тип, который придерживается строгих взглядов и соблюдает всякие условности — так они их называют. Конечно, я ответил, что я не чурбан. А она сказала: не верю, потому что ты ни разу не пробовал «траву мечтаний». Я слышал об этой траве, но как она выглядит, понятия не имел. Когда я учился на пилота в академии, двоих кадетов со старших курсов выгнали за курение травки. В регламенте трансгалактических клиперов было что-то такое — вроде ее даже проносить на корабль запрещается. Мне не слишком хотелось пробовать эту травку, и я ей напомни ч, что мы завтра взлетаем. «Завтра утром ты будешь чист, как стеклышко», — уверила она. И добавила, что полное удовольствие от нее можно получить, когда куришь с человеком, который тебе не безразличен. Если я не хочу курить с ней, она покурит с… неважно с кем. Знаете, как это бывает, сэр. Когда девушка скажет — и ты сотворишь такое, что прежде и в голову бы не пришло.

— Господи! Женщина соблазнила меня, и я пал, — продекламировал Граймс.

— Кто сказал это, сэр?

— Его звали Адам. Задолго до тебя и даже до меня. Продолжай.

— Ничего приятного не было, сэр. В смысле, когда я курил. Мы курили, передавая трубку друг другу. Мне казалось, я вдыхаю нечто от нее, а она — от меня. Мы дышали чем-то жидким, текучим, будто это был не дым. Теплая, сладкая, шелковая жидкость. Мы так и курили, и одновременно занимались… еще кое-чем, — Плесхофф густо покраснел. — И другие вокруг нас делали то же самое. Необязательно девушка с парнем. Девушки с девушками, и парни с парнями. Свет постепенно угасал и становился таким красноватым, как кровь. Но мне не было страшно. Было… тепло и… уютно. Раздавался звук, будто бьется сердце. Возможно, я слышал, как бьется мое собственное сердце, или ее сердце, или сердца всех нас. Мы были так близки, мы двое, и мы все. И…

А потом — оргазм. Вроде бы все как обычно, но… как бы сказать слова поточнее… Вы можете представить оргазм как взрыв, не просто вспышка, а взрыв? А потом я начал медленно, очень медленно падать в темноту. Глубокую бархатную теплую темноту…

— И что дальше?..

— А потом наступило утро. Почти все, кто был в комнате, проснулись. Наверно, это все выглядело отвратительно — голые люди спят вповалку на полу, рассвет только забрезжил… Но я не чувствовал никакого отвращения. Мне было хорошо как никогда, просто на удивление. И всем остальным тоже — понятия не имею, откуда я это знал, но это было так. Кто-то сварил кофе — я никогда раньше не пил такого вкусного кофе. Аромат такой, будто зерна только что обжарили. А сигаретой можно было наслаждаться, как самой лучшей сигарой. Мне очень хотелось остаться и позавтракать вместе с остальными, но нужно было возвращаться на корабль. Ведь мы должны были улетать. Итак, я вернулся на корабль. Я чувствовал себя восхитительно — я был на вершине мира, на вершине всех миров. У меня любое дело само собой ладилось.

— Включая проверку двигателя, — заметил Граймс.

Вдохновенное лицо Плесхоффа превратилось в каменную маску.

— Да, сэр. Двигатель. Я стоял на мостике в командном отсеке. И заметил, что инерционный двигатель уже на холостом ходу. И неожиданно мне в голову пришла идея. Почему бы не показать старому уроду… простите, сэр, я хотел сказать, что Старик — не единственный, кто способен управлять кораблем. Я знал, что он сидит в офисе Данбара, и решил сыграть с ним шутку: пусть увидит, как его драгоценный «Карибу» взлетит без него.

— Гхм… Отличная шутка, — проговорил Граймс. — Можешь считать себя счастливчиком: ты умудрился никого не убить и не покалечить. Гхм… У меня предложение: сообщи властям, как звали твою подружку, с которой ты пошел на эту несчастную вечеринку. Впрочем… местная розыскная служба сама с этим справится, я уверен. А вот настоящий виновник — это, несомненно, толкач. Если бы ты сказал, как его звали, то смог бы смягчить себе наказание.

— Я не могу, — грустно ответил Плесхофф. — А если и мог бы, то не сказал.

Граймс печально покачал головой.

— Не знаю, что тебе светит, когда выйдешь отсюда. Но за что бы ты ни взялся, советую побыстрее усвоить, что школьному кодексу чести не всегда стоит следовать.

Коммодор встал.

— Что ж, мистер Плесхофф… мы, со своей стороны, сделаем все, что сможем. Мы тоже гордимся, что стараемся помогать своим. Жаль, что ты среди нас не задержался.

6

— До чего нынче докатилась молодежь! — патетически воскликнул капитан Данбар, когда они с Граймсом покинули здание тюрьмы. — Наркотики… оргии…

— Никогда не участвовал в оргии, — с тоской в голосе заметил Граймс. — А вы?

— Конечно же, нет! — Данбар фыркнул и подозрительно покосился на коммодора. Через пару секунд до капитана дошло, что это была шутка. — В Приграничье творятся подобные вещи, а мы до сих пор пребывали в счастливом неведении. Было большой ошибкой открывать эти планеты для межгалактической торговли — я всегда это говорил.

— Гхм… Кстати, где меня поселили?

— Для вас забронирован номер в отеле «Скала Приграничья», коммодор.

Граймс вздохнул, «Скала Приграничья» была в порту Форлон на Лорне, в порту Дальнем на Далекой, а также в порту Эдгель на Фуле. В каждой из них он останавливался по несколько раз. Эти отели были самыми дорогими в мирах Приграничья… но самая высокая цена еще не гарантирует самый лучший сервис. Граймс предпочел бы остановиться в гостинице, где меню выглядит не столь претенциозно, но кормят вкуснее, где персонал не похож на Высших Адмиралов Галактики, но обслуживает куда лучше. По счастью, он пробудет здесь всего несколько дней — пока не уляжется шум вокруг «Карибу Приграничья».