Воронья шпора - [3]

– Не знаю, слышал ли ты об этом, милорд, но течение переменилось. Граф Уорик вернулся домой с флотом и войском. – Джаспер помедлил, подбирая нужные слова.

Услышав это имя, молодой граф распрямился и стиснул руками камень, словно собираясь отломить от стены кусок и бросить вниз. Тюдор же неторопливо продолжил, стараясь, чтобы слова его были слышны не только в надвратной башне:

– Он собирается восстановить на троне Ланкастера, милорд. И выжечь Йоркскую породу каленым железом. Я не угрожаю, но хочу дать тебе добрый совет, чтобы ты смог выбрать сторону, на которую станешь, еще до того, как тебя заставят сделать это, угрожая мечом. А сегодня я приехал за своим племянником, милорд. За Генри Тюдором, сыном моего брата Эдмунда и Маргарет Бофор. Здоров ли он? И благополучен ли в замке?

Пока граф Пембрукский открывал рот, чтобы ответить, Джаспер заметил движение на стене: между зубцами мелькнуло белое лицо, обрамленное густыми черными волосами. Юношеское, еще не заросшее мужской бородой. Джаспер постарался не показать, что заметил его.

– У тебя нет никаких прав на него, – оскалился Уильям. – Мой отец заплатил за право опеки над ним тысячу фунтов. Я вижу, что край твоего плаща потрепан, Тюдор. Отсюда видно, что камзол твой засален и покрыт пылью. Можешь ли ты вернуть мне эту тысячу фунтов?

Насмешливая улыбка исчезла с лица молодого человека, когда Джаспер вытащил из-за спины сверток из парусины и кожи. Подняв его вверх, он тряхнул золотыми монетами и проговорил без нотки триумфа в голосе:

– Могу.

Он читал свою победу на лице графа – и понимал, что она ничего не значит.

– В самом деле? Может быть… – Герберт пожевал губами, словно ярость густым комком застыла в его горле, – …в этой твоей сумке найдутся также годы, потраченные на его воспитание? Годы жизни моего отца? И его доверие? – Слова полились живее, самообладание возвращалось к Уильяму. – Она слишком мала, чтобы вместить все это, Тюдор.

Было ясно, что все решит воля молодого графа вне зависимости от того, что будет сказано или кто победит в перебранке. Одному человеку не взять штурмом ворота Пембрука. И десяти тысячам – тоже.

Вздохнув, Джаспер убрал сверток подальше от глаз. Что ж, по крайней мере, он не будет в долгу у французского короля после того, как вернет заем. Потерев лоб ладонью, якобы от усталости, Тюдор спрятал свои глаза от стоявшего в тридцати футах над ним графа, чтобы украдкой взглянуть на своего племянника. Старший Тюдор не хотел, чтобы мальчика попусту отослали прочь со стены. Но если он, Джаспер, обратится к племяннику напрямую, то Герберту хватит злости, чтобы вовсе отравить ему жизнь или даже подвергнуть ее опасности. И когда бывший хозяин Пембрука заговорил, слова его предназначались в равной мере ушам Генри Тюдора и молодого графа.

– Ты получил возможность проявить толику доброй воли, милорд, – сказал он, поднимая голову. – Прошлое ушло безвозвратно, и наши отцы похоронены. Ты стоишь на том месте, где когда-то стоял я в качестве графа, – и Пембрук твой. Годы уходят, милорд, a мы не можем вернуть назад день или даже один час, чтобы изменить принятое решение, когда у нас был выбор.

Молчание графа ободрило Джаспера – во всяком случае, молодой человек больше не ругался и не грозил.

– Эдуард Йоркский сейчас на севере, милорд, далеко от своих ратей и дворцов. И он уже опоздал! – горделиво промолвил Тюдор, стараясь, чтобы его слышали все кругом. – Уорик возвратился в Англию! С огромным войском, набранным в Кенте и Сассексе… и во Франции. Ну а такие люди, как он, заставляют даже королей склонять свое ухо, чтобы услышать, что они говорят. Эти люди другой породы, чем я или ты, милорд. Смотри, граф Уорик выпустит Генриха Ланкастера из Тауэра, вернет его на престол. Это и есть твой законный король – и мой сводный брат! А я, милорд, отвезу моего племянника в Лондон. И потому прошу тебя передать его на мое попечение, с доброй верой и по твоему милосердию. Я оплачу затраты твоего отца, даже если для этого мне придется отдать все, что у меня есть.

Пока они говорили, на стене появились факелы и мерцающие фонари, как будто прогнавшие собой остатки дневного света. Озаренный золотым огнем, Уильям Герберт не стал ждать и сразу ответил на прозвучавшее предложение:

– Нет! – крикнул он вниз. – Вот мой ответ. Нет, Тюдор, ты ничего не получишь из моей руки. – Граф наслаждался властью над стоящим у его ворот оборванцем. – Хотя я мог бы послать своих людей отобрать у тебя эти монеты, если только ты не придумал, что они у тебя есть… Кто ты, как не попавшийся мне на пути разбойник? Сколько людей пришлось тебе убить и ограбить, чтобы собрать столько золота, Тюдор? Все вы, пограничные валлийские лорды, – ворье, кто этого не знает!

– Неужели ты такой дурак, мальчишка?! – взревел Джаспер, заставив молодого собеседника вздрогнуть от ярости. – Я сказал тебе, что ситуация переменилась! Я пришел к тебе с открытыми руками, с выгодным для тебя предложением. А ты говоришь глупости и угрожаешь мне, прячась за прочной стеной? В чем, скажи, твоя храбрость – не в том ли камне, в который ты вцепился обеими руками? Если ты не хочешь отдать мне племянника, тогда открой уши пошире, сопляк! Я упрячу тебя под землю, упрячу глубоко в холодное подземелье, если ты причинишь ему какой-либо вред. Ты понял меня? Под землю, глубоко!