Воронья шпора - [4]

Невзирая на охватившую его ярость, Тюдор бросил взгляд на четырнадцатилетнего племянника, наблюдавшего за ним с дальнего конца стены. Он глядел в глаза подростка до тех пор, пока не заметил, что Герберт поворачивает голову, чтобы рассмотреть, что именно так заинтересовало его. Лицо исчезло за камнями, и Джасперу оставалось только надеяться на то, что мальчик понял его.

– Сержант Томас! – послышался властный голос молодого графа Пембрука. – Возьми с полдюжины людей и схвати этого смутьяна. Он не выказал полагающегося почтения графу своего короля. И не церемонься с этим валлийским ублюдком. Пусти ему кровь, а затем приведи ко мне, чтобы я объявил ему наказание.

Услышав за воротами стук, треск и лязг огромных цепей, Тюдор ругнулся сквозь зубы. На стены по обе стороны ворот высыпали солдаты, чтобы убедиться в том, что никто не засел в засаде неподалеку. В руках некоторых из них были арбалеты, и Джаспер ощущал, как ощупывают его их холодные взгляды. Что из того, что кое-кто из них служил ему в прошлом? Теперь у них другой господин. Гневно мотнув головой, Тюдор развернул коня и ударил его пятками, так что животное подобралось и припустило вскачь по свободной дороге. Ни один арбалетный болт не слетел следом за ним с тетивы в сгущающийся сумрак. Он нужен был графу живым.

Высунувшись между камнями стены так далеко, насколько это допускала возможность, Генри Тюдор смотрел на слабого и дерзкого всадника перед башнями Пембрука, бродягу на темном коне, посмевшего бросить вызов новому графу. Черноволосый мальчик не помнил своего дядю и не узнал бы его в толпе, если б Уильям Герберт не назвал его Тюдором. Подросток знал только то, что дядя Джаспер сражался за короля Генриха, сражался за Ланкастеров в городах, столь далеких отсюда, что названия их были для него пустыми словами.

Генри впитывал облик своего кровного родственника, стараясь не пропустить ни одного его слова, впиваясь пальцами в такие знакомые ему грубые камни. Он родился в Пембруке. И сам он, и его мать были тогда на пороге смерти, так ему говорили. Генри слышал еще, что тогда удивлялись тому, что эта крохотная женщина выжила. Он появился на свет всего в двадцати футах от надвратной башни, где стоял сейчас Герберт… Его родила тринадцатилетняя девочка, полуобезумевшая от страха и боли. Потом его вручили кормилице, а Маргарет Бофорт увезли на новую свадьбу, подальше от единственного ребенка и мертвого мужа. Когда сторонники Йорков захватили Пембрук и объявили изменником его дядю Джаспера, сторонника Ланкастеров, Генри Тюдор остался совершенно один.

И он был уверен в том, что это уединение сделало его сильным.

Кто еще рос без матери, без друзей и родных, со всех сторон окруженный врагами, всегда готовыми обидеть его и причинить боль? Но в итоге, как считал сам юноша, он сделался столь же твердым, как и Пембрук. Он претерпел тысячу жестокостей со стороны обоих Гербертов, старшего и младшего, но выдержал их – и все годы своей жизни со стороны наблюдал за ними, дожидаясь какой-либо их слабости и оплошности.

Случались и позорные времена, когда Генри почти забывал свою ненависть и ему приходилось пестовать ее и раздувать, чтобы не погасла. Перед тем как убили старого графа, случались такие дни, когда он ощущал себя скорее его младшим сыном, чем разменной монетой, каковой, по сути, дела и являлся, которую нужно было хранить, чтобы потратить в нужное время. Генри вдруг ощутил, что хочет добиться какой-то похвалы от Уильяма, хотя тот никогда не упускал возможности причинить ему боль. Юный Тюдор возненавидел себя за слабость и затаил гнев в груди, стараясь не забывать о ненависти даже во сне.

Тем временем внизу, перед воротами, голос его дяди ожесточился. Слова его колючей веревкой стиснули горло Генри: «…в холодное подземелье, если ты причинишь ему какой-либо вред». Младшему Тюдору еще не приходилось слышать, чтобы кто-нибудь вообще заботился о нем, и забота эта потрясла его. И в тот самый момент, когда он понял, что дядя настолько обеспокоен его судьбой, что смеет угрожать графу, Джаспер посмотрел прямо на него. Генри примерз к месту.

Он даже предположить не мог, что дядя заметил, как он подобрался поближе. Взгляд старшего Тюдора пронзил мальчика, и мысли его понеслись вперед. Под землю. Глубоко под землю. Надежда воспарила в груди Генри, и он постарался немедленно упрятать ее поглубже, подальше от глаз дяди, а заодно и от глаз графа Герберта, давно уже вымещавшего свою ненависть к Ланкастерам на слабейшем конце боковой линии. Генри Тюдор не принимал участия в войнах – и был виноват лишь в том, что кровь его была того же цвета, что и алая роза Ланкастеров.

Мальчик с громким топотом бежал по настилам, проложенным на балках по верху стены. Освещенный неровным светом факелов, один из стражников попытался остановить его рукой, но Генри отбросил ее, отчего солдат негромко ругнулся – это был старый Джонс, глухой на правое ухо. Юный Тюдор знал в замке каждого мужчину и каждую женщину, начиная от тех, кто обитал внутри замка и обслуживал семейство Гербертов, и заканчивая примерно сотней горожан, каждое утро приходивших в замок, доставляя в него припасы, телеги и собственные руки.