Воронье озеро - [69]
Она спросила:
– Как тебе Мэтт? Пышет здоровьем?
– По-моему, выглядит он отлично. Прямо-таки цветет.
– Как тебе кажется, счастлив он?
Я всерьез забеспокоилась. В нашей семье такие вопросы задавать не принято.
– Думаю, счастлив, Мэри. А что? В чем дело?
– Да ничего. – Мэри дернула плечом. – Просто интересно, видишь ли ты, вот и все. Видишь ли, что он здоров и счастлив, что у него замечательный, любимый сын и им интересно вместе. Просто хотела, чтобы ты убедилась, раз и навсегда.
В тишине слышно было, как двигают мебель. Вот что-то застряло в дверях. Мэтт ругался, а Саймон давился от смеха. Донесся голос Дэниэла: «Если чуть сдать назад…»
Мэри не унималась:
– Если бы ты только знала, как он к тебе прислушивается, Кейт. Видела бы ты, как он ждет твоего приезда… сначала он сам не свой от радости… но ближе к делу теряет сон. Люк его сто лет как простил, а Бо даже не знает, что есть за что прощать. Но то, что ты в нем разочаровалась, – ты ведь думаешь, что у него жизнь не сложилась и он сам все пустил под откос, и тебе его жаль – вот что для него тяжелей всего. Тяжелей всего. А все остальное, что ему выпало, в сравнении с этим мелочи.
Я остолбенела, слова ее не укладывались в голове. Она так разошлась, а я не улавливала сути ее обвинений. У Мэтта все мечты пошли прахом – чего стоит рядом с этим мое разочарование?
Я ответила:
– Я не считаю, что жизнь у него не сложилась, Мэри. По-моему, вам обоим многое удалось, а Саймон – вам награда…
– Нет, ты считаешь, что у него жизнь не сложилась. – Мэри изо всех сил обхватила себя руками, аж пальцы побелели. Я была потрясена: мало того что она меня обвиняет, так еще и время выбрала самое неудачное – день рождения, гости на подходе. – Ты думаешь, с ним случилась трагедия, до сих пор его жалеешь и не можешь простить. Столько лет прошло, а ты до сих пор глаза на него поднять не можешь, Кейт.
Не знаю, что бы я на это ответила, но тут, на мое счастье, зашел Саймон. Обвел взглядом десерты, влез в один пальцем и спросил:
– Что это?
Мэри взвилась:
– Не трожь!
Саймон аж подпрыгнул от неожиданности и попятился из кухни, приговаривая «ладно, ладно» и непонимающе глядя на Мэри. И тут же до нас донеслись его слова: «Не входите, мама на взводе».
Мэри протянула мне миску. Я молча взяла ее, поставила на кухонную стойку, вылила туда сливки и начала взбивать. И перестаралась – сливки расслоились, пошли комками.
– Перевзбила, – сказала я. – Прости. – И не узнала своего голоса. Протянула миску Мэри, та сказала:
– Ничего. Украсишь пироги? – А сама продолжала возиться с чизкейками. Голос ее смягчился, будто она уже высказалась и теперь моя очередь. Только вот что ей ответить? Если она за столько лет не поняла, чего лишился Мэтт, о чем вообще тогда с ней разговаривать?
Управившись с пирогами, я спросила:
– Что-нибудь еще? – а Мэри сказала:
– Пока все. Отнесешь мужчинам кофе?
Я наполнила три кружки из кофейника, который у Мэри всегда наготове, и поставила на поднос. Отыскала в буфете кувшинчик, плеснула в него сливок, достала из ящика три чайные ложки – все без единого слова. И вышла с подносом во двор, к мужчинам. Столы уже расставили под деревьями, как велела Мэри. Мэтт и Саймон обсуждали, сколько стульев поставить и где.
– А ты как думаешь? – спросил Мэтт, завидев меня. – Сколько человек захотят сесть? И где, в тени или на солнышке?
– Только женщины, – ответила я, держа поднос, пока Мэтт и Саймон размешивали в кружках сахар. – В тени.
– Согласен, – одобрил Мэтт. И глянул на Саймона: – Сколько будет женщин?
– Миссис Станович, – стал считать Саймон, – миссис Лукас, миссис Тэдворт, миссис Митчел, мисс Каррингтон…
Я огляделась в поисках Дэниэла. Он стоял за углом дома, с интересом разглядывая технику во дворе. Я подошла к нему. Голова кружилась, будто я перегрелась на солнце. Дэниэл взял кофе и спросил:
– Хотела бы ты жить на ферме? Я серьезно. Заниматься земледелием. Работать по-настоящему, каждый день видеть плоды своего труда.
– Нет, – ответила я.
Он посмотрел на меня и улыбнулся, потом вгляделся в меня пристальнее. И спросил:
– Что случилось?
– Ничего.
– А вот и неправда. Что с тобой?
Я пожала плечами:
– Да так, Мэри кое-что сказала.
Слова ее до сих пор эхом отдавались в голове, больно было от ее обвинений. Я перебирала их в памяти, безмолвно оправдывалась, силясь понять, откуда у нее такие мысли. Может быть, это естественно, с ее-то узеньким кругозором. Она не представляет, как могла бы сложиться жизнь Мэтта, если бы не обстоятельства. И даже если бы представляла, ни за что бы не призналась. В конце концов, это она ему жизнь сломала.
– О чем? – спросил Дэниэл.
– Прости, что?
– Ты говоришь, Мэри тебе что-то сказала. О чем?
– О… обо мне. О нас с Мэттом.
– Что же она такое сказала?
Раз остальное я уже выложила, значит, дело за малым.
– Да так… Ей кажется, что для меня жизнь Мэтта – трагедия.
Дэниэл смотрел на меня, помешивая кофе.
Я продолжала:
– И она права. Послушать ее, так я считаю, будто у Мэтта жизнь не задалась, – это, конечно, неправда, а про трагедию правда.
Дэниэл положил ложку на поднос. И все молчал. Я продолжала:
– Главное, она сама никакой трагедии в упор не видит. Мэри-то простительно, ей не понять. Но ведь и это тоже трагедия: Мэтт женат на женщине, которая не представляет, что он за человек.
Роман современной французской писательницы Жанны Бурен повествует об одном из самых известных и трагических эпизодов духовной истории средневековой Европы — любви великого философа Пьера Абеляра (1079–1142) и его ученицы Элоизы. Страсть принесла обоим «великим любовникам» не только высшее наслаждение, но и бесчисленные страдания: Абеляр как принявший священнический сан не мог «смыть грех прелюбодеяния», и дядя Элоизы через своих подручных подверг его позорному оскоплению. Элоиза продолжила свой жизненный путь в монастыре, но пронесла через все испытания великую любовь к своему избраннику.
Россия, XIX век. После самоубийства отца юная петербургская дворянка Софи Домогатская бежит в Сибирь вслед за авантюристом и мошенником Сержем Дубравиным, в которого влюблена безумно. Перед девушкой открывается невероятно огромная, загадочная и совершенно не похожая на имперскую столицу страна, которую населяют разбойники и золотопромышленники, каторжники и ссыльные революционеры, купцы и переселенцы, приисковые рабочие и туземцы. Здесь вершатся и ломаются судьбы, кипят роковые страсти, и любой человек, сюда занесенный, волей или неволей оказывается вплетенным в сложную паутину жизненных обстоятельств, необязательно приносящих счастье.
Франция, XVII век. Именем короля, следуя советам Мазарини, Анна Австрийская сражается с собственным народом. Хотя ее поддерживает величайший политик своего времени, королева тревожится. И однажды, вместо того чтобы следовать умеренным советам любимца-дипломата, она, все еще находясь во власти вдохновения, вызванного когда-то пылкой герцогиней де Шеврез, решает круто повернуть дела…
Тихо и безмятежно течет жизнь Магдален, прелестной дочери могущественного британского герцога и его французской возлюбленной. От опасностей ее защищают высокие стены замка и надежная охрана. Но самый верный ее защитник — Гай де Жерве, прекрасный юный рыцарь, вынужден покинуть свою даму — долг призывает его на поле брани в мятежную Францию. ...Время превратит одухотворенное дитя в пылкую и чувственную женщину... и юношеское увлечение в блистательную всепоглощающую страсть, ввергающую Магдален и ее галантного рыцаря в бурные волны пугающе опасной страсти.Другой перевод книги Фэйзер «Почти невинна».
Прекрасную Сару Маккензи отец-шотландец научил всем сердцем ненавидеть англичан. Но случилось так, что Сара оказалась сначала под защитой Чарльза Эшборна, офицера британских Королевских войск, а потом и в его объятиях. Тут она поняла, что стремительно проигрывает свою личную войну за независимость, ибо не в силах побороть могучую волну страсти, грозящую смести все преграды.