Воронцов - [61]

Нельзя не согласиться с П. В. Анненковым, одним из первых биографов Пушкина, написавшим, что М. С. Воронцов обратился к Нессельроде с предложением о переводе поэта в другую губернию, «выставляя для этого причины, которые наименее могли повредить Пушкину в мнении начальства». Письмо М. С. Воронцова к Нессельроде, продолжает Анненков, «по своей осторожности и деликатности рисует характер и личность начальника с весьма выгодной стороны»41. Осторожность Михаила Семеновича заключалась именно в том, что он, чтобы не навредить Пушкину, умолчал о его общении с опасно мыслящими личностями.

Ссылаясь на слова М. С. Воронцова из письма к Нессельроде, что Пушкин был лишь слабым подражателем Байрона, некоторые исследователи упрекают генерал-губернатора в том, что он не сумел разглядеть в Пушкине гениального поэта. Но ведь далеко не все из современников Пушкина, кто был хорошо знаком с его творчеством, признавали его великим поэтом. А до М. С. Воронцова вряд ли дошли многие из напечатанных произведений Пушкина. К тому же под влиянием отца Михаил Семенович с детства преклонялся перед поэзией Ломоносова и Державина, а потому для признания им таланта Пушкина требовалось время.

Кстати, вот что писал М. С. Воронцов о Пушкине-поэте одному из своих друзей: «А талант у него, конечно, есть. Каюсь, но я только недавно прочел его знаменитый „Руслан“, о котором столько говорили. Приступил я к чтению с предвзятой мыслью, что похвалы преувеличены. Конечно, это не Расин, но молодо, свежо и занятно. Что-то совсем особое. Кроме того, надо отдать справедливость Пушкину, он владеет русским языком в совершенстве. Положительно звучен и красив наш язык. Кто знает, может быть, и мы начнем вскоре переписываться по-русски… Если Вы не читали, прочитайте „Руслана“ — стоит»42.

Как видим, М. С. Воронцов прочитал поэму «Руслан и Людмила» почти через четыре года после ее выхода в свет. Он называет одним из важнейших достоинств Пушкина-поэта — совершенное владение им «звучным и красивым» русским языком. Это письмо является лишним доказательством того, что Михаил Семенович назвал Пушкина слабым подражателем Байрона лишь потому, что был мало знаком с его творчеством.

2 мая М. С. Воронцов вновь написал К. В. Нессельроде: «…я повторяю мою просьбу — избавьте меня от Пушкина; это, может быть, превосходный малый и хороший поэт, но мне бы не хотелось иметь его дольше ни в Одессе, ни в Кишиневе»43.

Многие исследователи называют письма М. С. Воронцова к Нессельроде доносами на Пушкина. В них Воронцов будто бы выставил Пушкина «опасным в политическом отношении»44, объявил «символом либеральных идей на юге России»45. В действительности в письмах нет ни этих, ни подобных обвинений поэта. Эти обвинения вольно или невольно придуманы и «обнаружены» в письмах теми, кто был убежден во враждебном отношении М. С. Воронцова к Пушкину.

Даже приведенная М. С. Воронцовым в письме к Нессельроде положительная характеристика Пушкина используется исследователями для новых обвинений. Д. Д. Благой пишет, например, что Воронцов, защищая Пушкина, «подло лицемерил», чтобы выглядеть либералом в глазах общества46.

М. С. Воронцов писал, что Пушкина необходимо удалить из Одессы для его же, поэта, пользы. Но в этом удалении был заинтересован и сам Михаил Семенович. Разговоры с сослуживцами убедили его, что поэт не стал вести себя лучше, сдержаннее. В письмах к Нессельроде он умолчал о том, что Пушкина можно было упрекать не только в праздности. А для себя он решил, что не может оставить в своем подчинении человека с иными, чем у него взглядами, человека неосторожного в поведении и высказываниях. Михаил Семенович всегда предпочитал служить с единомышленниками. Пушкин не вписывался в его команду, и с ним необходимо было расстаться.

По мнению многих исследователей, М. С. Воронцов хотел избавиться от Пушкина из ненависти и из зависти к нему, к его таланту, а также и из желания выслужиться перед Петербургом. Но ни знакомые Пушкина, ни даже его близкие друзья не видели вины Михаила Семеновича в том, что он добивался удаления поэта из Одессы. Желание генерал-губернатора избавиться от него они связывали с поведением самого Пушкина.

Читаем в письме супруги одесского градоначальника графини Е. П. Гурьевой к матери: «Гр. В. написал в Петербург, чтобы удалить Пушкина сочинителя, который ведет иногда разговоры совершенно ненужные <…> Я полагаю, что он прав. Не весело быть скомпрометированным равнодушными, чьих взглядов не разделяешь»47.

«Виноват один П<ушкин>, — пишет А. И. Тургенев. — Графиня его отличала, отличает, как заслуживает талант его, но он рвется в беду свою. Больно и досадно! Куда с ним деваться?»48

Из письма П. А. Вяземского к Пушкину: «Сделай милость, будь осторожен на язык и на перо. Не играй своим будущим. Теперешняя ссылка твоя лучше всякого места. Что тебе в Петербурге? Дай мне отделаться от дел своих, но не так, чтобы можно было все бросить на несколько лет и ехать в чужие край, я охотно поселился бы у вас. Верные люди сказывали мне, что уже на Одессу смотрят, как на champ d’asyle <пристанище>, а в этом поле верно никакая ягодка более тебя не обращает внимания. В случае какой-нибудь непогоды Воронцов не отстоит тебя и не защитит, если правда, что и он подозреваем в подозрительности <…> Ты довольно сыграл пажеских шуток с правительством; довольно подразнил его, и полно! А вся наша оппозиция ничем иным ознаменоваться не может, que par des espiegleries <как только проказами>. Нам не дается мужествовать против него; мы [должны] можем только ребячиться. А всегда ребячиться надоест»49.