Воронцов - [60]

Остается неизвестным, передал ли Киселев это письмо Александру I. Во всяком случае, производства в полные генералы Михаилу Семеновичу пришлось ждать еще год.

В начала марта 1824 года Пушкин обратился к М. С. Воронцову с просьбой отпустить его по личным делам в Кишинев. Михаил Семенович не воспрепятствовал этой поездке, хотя сам должен был срочно отправиться в новую командировку в Крым.

Вскоре после отъезда Пушкина А. И. Казначеев, начальник канцелярии Воронцова, писал кишиневскому полицмейстеру: «Молодой наш поэт Пушкин с позволения графа Михаила Семеновича отпущен на несколько дней в Кишинев. Он малый славной и благородной; но часто во вред себе лишнее говорит, любит водиться с ультралибералами и неосторожен иногда. Граф пишет ко мне из Крыма, чтобы я тебя просил невидимо присмотреть за пылким молодняком: что где он вредное говорит, с кем водится и какое будет его занятие или препровождение времени»36. М. С. Воронцов, видимо, засомневался в благоразумии Пушкина, поэтому и хотел, чтобы кишиневский полицмейстер «невидимо присмотрел» за ним.

Некоторые исследователи утверждают, что генерал-губернатор, отпустив Пушкина в Кишинев, организовал полицейскую слежку за его поведением и разговорами, чтобы было что донести о нем в Петербург. Но ведь в поручении Михаила Семеновича прямо говорится о том, для чего надо было следить за Пушкиным — отнюдь не для того, чтобы иметь повод для обвинений поэта в неблагонадежности, а для того, чтобы предупредить возможность такого обвинения. «Если что узнаешь, — пишет Казначеев далее, — намекни ему деликатно об осторожности и напиши мне о всем обстоятельнее»37. Возможно, что и прежде Михаил Семенович просил кого-то из своих сослуживцев предостеречь Пушкина от общения с ультрарадикалами и противоправительственных разговоров.

После возвращения из Крыма М. С. Воронцов решил посоветоваться с «желающими добра Пушкину» сослуживцами, как следует поступить с поэтом. Видимо, некоторые чиновники не согласились с мнением Михаила Семеновича, что Пушкин стал лучше вести себя и более сдержан в разговорах. Ведь они сталкивались с поэтом чаще, чем генерал-губернатор, и лучше знали о его жизни и о том, с кем он встречается и что говорит.

Напрашивался вывод: так как в Одессе невозможно оградить Пушкина от общения с опасно мыслящими личностями, то следует добиться перевода его в другую губернию, подальше от таких лиц. Не прозвучало ли это предложение из уст А. И. Левшина, который был в приятельских отношениях с Пушкиным и, конечно, желал ему добра?

Много лет спустя Левшин скажет, что «публика несправедливо обвиняла графа Воронцова в преследовании Пушкина». И добавит: «Бессмертный наш поэт, невзирая на огромный талант, был человек до крайности самолюбивый, раздражительный и избалованный безусловным поклонением современников»38. И эти слова Левшина об избалованности Пушкина поклонниками его таланта Воронцов в дальнейшем стал приводить в качестве главной причины необходимости удаления поэта из Одессы.

28 марта М. С. Воронцов послал П. Д. Киселеву новое письмо. Он сообщал в нем, что после разговора с сослуживцами решил просить К. В. Нессельроде, главу Коллегии иностранных дел, «перевести Пушкина в другое место». В Одессе, мол, слишком много людей, льстящих самолюбию поэта и тем «причиняющими ему много зла». «Так как мне, — продолжал Воронцов, — не в чем его упрекнуть, кроме праздности, я дам о нем хороший отзыв Нессельроде и попрошу его быть к нему благосклонным. Но было бы лучше для самого Пушкина, я думаю, не оставаться в Одессе»39.

Действительно, в письме к К. В. Нессельроде от 29 марта Михаил Семенович положительно отзывается о Пушкине. «Никоим образом, — пишет он, — я не приношу жалоб на Пушкина; справедливость даже требует сказать, что он кажется гораздо сдержаннее и умереннее, чем был прежде». Однако «собственный интерес молодого человека, не лишенного дарований, недостатки которого происходят, по моему мнению, скорее от головы, чем от сердца, заставляет меня желать, чтобы он не оставался в Одессе». Поклонники «кружат ему голову и поддерживают в нем убеждение, что он замечательный писатель, между тем как он только слабый подражатель малопочтенного образца (лорд Байрон), да кроме того, только работой и усидчивым изучением истинно великих классических поэтов он мог бы оправдать те счастливые задатки, в которых ему нельзя отказать». А поэтому удалить его из Одессы — «значит оказать ему истинную услугу». «Если бы он был перемещен в какую-нибудь другую губернию, он нашел бы для себя среду менее опасную и больше досуга для занятий»40.

«Опасная среда» для Пушкина — это, конечно, не только поклонники его таланта. «Опасная среда», о которой умалчивает М. С. Воронцов, — это, в первую очередь, будущие декабристы, с которыми встречался Пушкин во время их приездов в Одессу. Михаил Семенович был противником революций. И хотя некоторые его взгляды были близки членам тайных обществ, он не общался с ними и хотел уберечь от такого общения Пушкина.

За год до этого А. И. Тургенев и П. А. Вяземский, «спасая» Пушкина от скуки, от дуэлей, от неосторожного поведения, добились его перевода от И. Н. Инзова к М. С. Воронцову и переезда из Кишинева в Одессу. Теперь М. С. Воронцов, «спасая» Пушкина от льстецов и от лиц с опасными идеями, просит власти о переводе поэта в другую губернию, более благоприятную для развития его поэтического дара. Как видим, мотивы действий друзей Пушкина и Михаила Семеновича оказались очень близкими.