Воронцов - [124]

Шрифт
Интервал

Теперь же следует идти по системе менее наступательной, шагами, может быть, более верными, но тихими. Ты уже видел по газетам действия Фрейтага, в прошедшем месяце, в Гойтинском лесу. Для лучшего объяснения тебе этого дела посылаю тебе карточку, показывающую пространство вырубленного и огнем истребленного леса. Теперь он, вместе с Нестеровым, то же самое делает в Гихинском лесу и к 1-му февраля надеется кончить; а между тем Нестеров, покаместь Фрейтаг был в Гойте, ходил и очищал пролески от Сунжи до реки Артанка, где, близ Ачхоя, мы должны в этом году строить укрепление, которое составит правый фланг передней Чеченской линии. О сию пору чеченцы почти никакого сопротивления не оказывали, хотя эта операция и им и Шамилю весьма не нравится и что в Гойту послано было несколько тысяч горцев с пушками, которые только что перестреливались, съели все, что было провизии и сена в Чеченских деревнях и потом разошлись еще прежде нежели Фрейтаг воротился в Грозную. Можно надеяться, что то же самое будет и в Гихинском лесу, и тогда большое и полезное дело будет сделано с ничтожною потерею.

Ты первый здесь подал мысль и доказал необходимость истреблять леса по путям сообщения и много в этом отношении сделал, но после тебя никто этим не занимался. Между тем у теперешнего нашего неприятеля есть артиллерия; двух ружейных выстрелов, как прежде, уже теперь недостаточно, и мы должны рубить и истреблять на два пушечные выстрелы, по крайней мере картечные. С истреблением и Гихинского леса и с построением укрепления на Фортанге, положение Малой Чечни совершенно изменится, и можно надеяться, что она покорится. Подобные же действия для Большой Чечни начнутся в следующую зиму открытием таковаго же широкого сообщения от Аргуна через Шали к Маюртупу; Лезгинский же отряд в этом году подымется более или менее, смотря по обстоятельствам, на гору к Дидойским обществам, а для сего, еще с Февраля, начнется рубка леса от укрепления Натлис-Мтцемели (что впереди деревни Сабуй) к горе Кодор.

Эти сведения о предстоящих и будущих наших намерениях должны остаться единственно для тебя; но мне нужно было объяснить их тебе и спросить твое мнение. На правом фланге у нас все спокойно, также и на Восточном берегу. Теперь остается мне у тебя просить прощения за столь длинное письмо; я сам ужасаюсь, смотря, сколько намарано листов; каково же будет тебе читать оные? Прощай, любезный друг; остаюсь на всегда преданный тебе М. Воронцов.

(Собственноручно). Представление в пользу царицы Марии послано.

6

Нальчик, 5 мая 1846 г.

Письмо твое от 13 Апреля, любезнейший Алексей Петрович, я получил в Владикавказе, куда я должен был поспешить из Шемахи по получении известия о вторжении Шамиля в Кабарду. Будучи уверен, что в Москве пойдут всякого рода толки и преувеличения насчет этой экспедиции, я из Владикавказа же написал несколько слов Булгакову, для успокоения на счет предприятия, которое кончилось ничем почти вредным для нас, но совершенною неудачею для нашего неприятеля. Пробыв всего шесть дней в Большой Кабарде, в Черекском ущелье, не успев почти ни в чем с Кабардинцами и не смев ни взять, ни атаковать ни слабого укрепления Черекского, ни одной станицы на Тереке, он обманул тех из Кабардинцев, которые к нему пристали, обещанием идти чрез два дня в Нальчик или на Баксан, и, велев им собрать молодцов к нему на помощь, в ту же ночь, с 25-го на 26-е, ушел поспешно к Тереку; там подрался немного с Миллером, который очутился тут с тремя батальонами, тотчас переправился, шел без остановки целые сутки и 27-го по утру переправился уже через Сунжу, сделав, как ты увидишь по карте, в 36 часов до 150 верст.

26-го числа уже три батальона, пришедшие из Грузии, соединились с Нестеровым, который был на дороге к Ардону, в намерении соединиться с Миллером и с ним вместе идти к Фрейтагу. Если бы Шамиль промедлил еще два дня, то ему было бы почти невозможно спастись, по крайней мере с артиллериею; он это почувствовал и, как скоро узнал, что войска из Грузии перевалились чрез горы и пришли в Владикавказ, и видя, что Кабардинцы только что отчасти колеблются, а вооруженного восстания в его пользу никакого не сделали, он решил уйти как можно скорее. Идучи в Кабарду, он послал наиба Нур-Али-Муллу с большим сборищем с приказанием идти чрез Джираховское ущелье к Ларсу и пересечь все сообщения между Грузиею и Владикавказом; но отчасти по нерешительности и отчасти по наклонности Галачаевцев, а еще более Джираховцев пропустить его чрез свое ущелье, Нул-Али ничего не сделал и остался только несколько дней не ближе 30 верст от большой дороги, между тем как наши войска со всех сторон сбирались.

Конечно жаль и очень жаль, что он мог уйти без большой материальной потери, потому что тогда бы был для него решительный удар; но при таком поспешном уходе трудно было против него более сделать. Впрочем он людей потерял довольно в разных стычках, особливо переправляясь назад через Терек, где половина его отряда была во все время под картечью пушек Миллера; репутация же его и влияние моральное много пострадали, потому что, собрав самое сильное сборище, которого он во все время еще не имел и обещав ему самые блистательные успехи, он не имел ни малейшей удачи. Войска его, собранные из всех частей Дагестана (между пленными есть Аварцы и Унцукульцы) в последние дни совершенно голодали. Кабардинцы не могли или не хотели ему давать хлеба и с большим принуждением только делились рогатым скотом, а на возвратном пути многие умерли от жажды: ибо, чтобы идти скорее и не быть отрезанными Нестеровым, он шел от Терека до Сунжи верст 80 по средней дороге, совершенно безводной. А вместе с тем и он сам, и все прибывшие с ним увидели, что между Черкесскими и другими племенами, ни расположения, ни помощи ему не было, кроме некоторых князей или, лучше сказать, узденей Большой Кабарды, всего 4 человека, которые его вызывали, но потом ничего в его пользу не могли сделать. Народы Правого фланга и Закубанцы на его призывы отвечали, что они будут ждать его успехов, дабы на что-либо решиться и тогда только прекратить мирные с нами сношения; а Карачаевцы ему решительно сказали, что будут драться до последнего и не пустят через их земли.


Рекомендуем почитать
Интересная жизнь… Интересные времена… Общественно-биографические, почти художественные, в меру правдивые записки

Эта книга – увлекательный рассказ о насыщенной, интересной жизни незаурядного человека в сложные времена застоя, катастрофы и возрождения российского государства, о его участии в исторических событиях, в культурной жизни страны, о встречах с известными людьми, о уже забываемых парадоксах быта… Но это не просто книга воспоминаний. В ней и яркие полемические рассуждения ученого по жгучим вопросам нашего бытия: причины социальных потрясений, выбор пути развития России, воспитание личности. Написанная легко, зачастую с иронией, она представляет несомненный интерес для читателей.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Интервью с Жюлем Верном

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Syd Barrett. Bведение в Барреттологию.

Книга посвящена Сиду Барретту, отцу-основателю легендарной группы Pink Floyd.


Ученик Эйзенштейна

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жизнь, отданная небу

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рембрандт

Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.


Жизнеописание Пророка Мухаммада, рассказанное со слов аль-Баккаи, со слов Ибн Исхака аль-Мутталиба

Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.


Есенин: Обещая встречу впереди

Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.


Алексей Толстой

Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.