Ворон – Воронель - [2]

Определенность гражданской и эстетической позиции — для поэзии, как мне кажется, условие непременное. У Нины Воронель эта позиция произросла изнутри, из самых стихов, «из живота», как следствие того, что она — поэт, а так называемые «прогрессивные» добывают позицию из окружающего мира, от ветров, веяний, от чужих настроений — почва, на которой они воздвигают свои конструкции останется «той же трудной вечной мерзлотой».

…Есть еще одна область, в которую Нина Воронель вхожа, — еврейство. Как это удивительно, что она в состоянии сознать себя еврейкой. Почтительно удивляюсь этому. Сохраняя дарованное нам местом рождения неисчислимое богатство русской культуры, дыша нашим воздухом — русской речью, в то же время причаститься тысячелетиям живучей и плодоносящей нации, — это, я думаю, редкостное везение, выпадающее на долю художникам определенного типа. Сейчас самый яркий пример из них — Шагал, в прошлом веке — Гейне… По-моему, Нина Воронель «набирает высоту». Сейчас она еще во многом «крапива, не осознавшая себя», но наше великое и подлое время работает на нее…

Может быть, не закрыты для нее и другие жанры — помнится, были у нее интересные драматургические опыты. Они тоже, я думаю, заслуживают внимания.

Отрывок из письма, написанного в лагере.

Мордовия, Потьма, поселок Озерный.

Юлий Даниэль

1969 г.

* * *

Я не хочу опять вернуться в детство

Не потому, что в тучах грозовых

Вершилось историческое действо

В тридцатых, а потом — в сороковых.

Я не хочу опять вернуться в юность

Не потому, что в пятьдесят втором

История испуганно запнулась

О грубо приготовленный погром,

Не потому, что свет шестидесятых

Мне чем-нибудь дороже и милей,

Не потому, что мой земной достаток

Надежно привязал меня к земле.

Я просто не желаю возвращаться

К тому, что не забыто навсегда:

К мучительному ожиданью счастья,

К тревожному неверию в себя,

К разладу между смехом и слезами

И к вечерам, заполненным тоской,

И к первому моменту осознанья

Великой разобщенности людской.

И я боюсь, что той, одной из тыщи,

Дороги не увидит мой двойник,

Что он по возвращеньи не отыщет

Ни бед моих, ни радостей моих.

1967

* * *

Запахи детства еще не забыты:

Лагерем пахнет в дождливом лесу,

Мокрой подушкою пахнут обиды,

Пахнет детсадом картофельный суп.

Горести детства еще не забыты:

Книжки стремятся к плохому концу,

Щиплется йод на коленках разбитых,

Злые веснушки торчат на носу.

Промахи детства еще не забыты:

Сладкие промахи первой любви,

Горькие промахи самозащиты,

Трудные счеты с другими людьми.

Бродит под окнами близкая старость,

Чертит морщинки смелей и смелей,

Но неотступное детство осталось,

Как часовой, возле двери моей.

Люди привыкли считать меня взрослой,

А для меня, как в забытой игре,

Так же звучат напряженной угрозой

Крики мальчишек в соседнем дворе.

Так же страшусь я их звонкой погони,

Так же поспешен мой след на снегу, —

Будто сквозь все эти долгие годы

С легким портфелем я в школу бегу…

1966–1969

* * *

С моим житьем, поспешным и тряпичным,

С моим бытьем, похожим на других,

Не вяжется стихов моих трагичность

И подлинность пророческая их.

Ни мелкости земных моих истоков,

Ни вздорности житейских пустяков

Отнюдь не соответствует жестокость

И ярость мной написанных стихов.

И нет во мне пророческого дара,

И нет во мне священного огня,

И все-таки я знаю, что недаром

Стихи мои исходят от меня.

Мне нечего стыдиться и гордиться,

Хоть все мои приметы налицо:

Я — Зеркало, в которое глядится

Всеведущего времени лицо!

И вопреки моим задачам скромным,

Все явственней с годами становясь,

В стихах рыдают отзвуки погромов,

С историей налаживая связь.

1970–1971

К началу грозы

Хотела бы знать я, к чему этот шум,

О чем это капли по лужам судачат?

Хотела бы знать я, на кой это шут

Большой разговор не ко времени начат?

Ведь ясно, что серые листья ветлы

Не станут вникать в этот шепот крамольный,

Ведь ясно, что молнии слишком светлы,

И слишком черна темнота после молний.

Ведь ясно, что ветер вмешается в спор,

Что ветер неистов и безрассуден,

А эта гроза — не игра и не спорт,

И с ветром никто нас потом не рассудит.

Ведь ясно, что тучи куда-то спешат,

Деревья кивают и нашим, и вашим…

Ах, лучше отложим решительный шаг:

Детали обсудим и сроки увяжем!

Ведь ясно, что небо раскрылось до дна:

Все слишком стремительно, слишком внезапно…

Нет, с этой грозой я не справлюсь одна,

Давай ее лучше отложим до завтра!

1963

Папоротник I

Формальной логики законы

Неприменимы в октябре:

В преддверье смерти незаконны

Все построенья о добре.

По золоту листов последних

Рисует осень серебром,

А предприимчивый наследник

Уже приходит за добром.

И незаметно, неустанно

Ноябрь готовится к зиме:

Он прячет реки в ледоставы,

Он прячет семена в земле.

Пока декабрь одержимый

Готовит ветры для войны,

Он папоротника пружины

В земле заводит до весны.

И, полные стремлений мирных

Служить началом для начал,

Они лежат в земле, как мины,

И снег взрыхляют по ночам.

И ждут назначенного часа

В кустах ольхи и бузины,

Чтобы взорваться и начаться,

И продолжаться до зимы!

1964

Юлику Даниэлю

Папоротник II

К семи чудесам прейскуранта

Непросто добавить восьмое:

Зарытые в землю таланты

Не прорастут и весною.

О рыцарь гордыни ранимой!

Не бойся нескромного взгляда:

Земля охраняет ревниво