Воробей под святой кровлей - [5]

Кадфаэль понимал важность того, на что обратил его внимание аббат. Незначительные отклонения в завтрашнем рассказе молодого человека от того, что он скажет ночью, могут иметь решающее значение. Впрочем, его многоречивые обвинители за ночь тоже поостынут и на холодную голову могут представить все в несколько ином свете. Брат Кадфаэль хорошо знал почти всех обитателей города, и поэтому он скоро сообразил, отчего эти люди в столь поздний час оказались еще на ногах и явились сюда разгоряченные и нетрезвые. Молодому детине, разряженному в пух и прах, сейчас полагалось бы находиться в спальне с новобрачной, вместо того, чтобы ловить за рекой несчастного паренька, оглашая окрестности дикими воплями про грабеж и убийство. Должно было случиться такое выдающееся событие, как свадьба наследника, чтобы прижимистое семейство Аурифаберов расщедрилось и допьяна напоило толпу гостей.

— Оставляю вас на страже, — сказал Радульфус и отправился за братом Освином, которого он собирался послать на подмогу к брату Кадфаэлю, чтобы они вместе коротали бессонную ночь.

Брат Освин примчался так скоро, точно только и ждал этого вызова. Да и кого, как не подопечного Кадфаэля, следовало позвать в первую очередь, чтобы разделить с наставником ночное бдение! У Освина сна не было ни в одном глазу, его распирало от любопытства, и он был, как мальчишка, рад, что его среди ночи подняли с постели и позволили быть участником неслыханных событий, связанных с громким преступлением. Раздираемый противоречивыми чувствами, он уставился на дрожащего пришельца, испытывая сладкий ужас от сознания, что видит настоящего убийцу; никак не ожидая, что вместо кровожадного чудовища встретит такое жалкое создание, он, к собственному изумлению, ощутил прилив сострадания.

Однако Кадфаэль не дал ему долго предаваться этим переживаниям:

— Мне нужна вода, чистое полотно, мазь из тысячелистника и клевера и добрый бокал вина. Давай-ка быстренько, одна нога здесь — другая там! Да засвети на всякий случай лампу в сарайчике — нам может понадобиться еще что-нибудь.

Брат Освин выхватил свечку из светильника и ринулся выполнять поручение с таким воодушевлением, что свеча только чудом не погасла, когда он выскочил на улицу. Однако ночь была безветренная, и пламя снова выровнялось. Освин припустил бегом через двор в сторону сада, а следом за ним вилась ленточка дыма.

— Разожги жаровню! — крикнул ему вдогонку брат Кадфаэль, услышав, как стучат зубы у его подопечного.

Побывав на волосок от смерти, всякий на его месте мог выдохнуться, словно проколотый пузырь, тем более этот юноша, который и без того был так хил и слаб, что, казалось, в чем только еще душа держится. Кадфаэль успел вовремя подхватить его, иначе он шлепнулся бы, как пустой мешок, на каменный пол.

— Держись! Вот так!.. Пойдем потихонечку туда, на скамейку!

Кадфаэль без труда поддерживал повисшее на нем худенькое мальчишеское тельце. Он хотел увести юношу от алтаря в глубь церкви. Там не так гуляли сквозняки. Но костлявые пальцы, намертво вцепившиеся в край алтарного покрова, не хотели разжиматься. Кадфаэль чувствовал, как напряглись в его объятиях хрупкие плечи.

— Если я его выпущу, они убьют меня…

— Не бойся! Пока у меня есть руки и голос, ничего не случится, — сказал Кадфаэль. — Наш аббат взял тебя под свою защиту, нынче ночью они уже ничего не предпримут. Отпусти покров и пойдем в хор. Уж поверь мне, там тоже есть святые мощи, и посильнее этих!

Грязные пальцы с обкусанными черными ногтями неохотно разжались, и вихрастая льняная голова поникла, уткнувшись в плечо Кадфаэлю. Кадфаэль дотащил его до хора и уложил там на первую скамью, она была самой удобной из всех, так как принадлежала приору Роберту. Незваный гость с удовольствием расположился на новом месте. Его по-прежнему била дрожь, но он опустился на скамью со вздохом облегчения и затих, как зверек в норке.

— Они-таки загнали тебя в угол, — приговаривал Кадфаэль, поудобнее устраивая парнишку на скамейке. — Хорошо хоть, что ты заскочил куда надо. Аббат Радульфус ни за что тебя не выдаст, не беспокойся! Здесь ты можешь отдышаться, на ближайшее время у тебя есть убежище и крыша над головой. Не падай духом! Люди, которые набросились на тебя, словно свора собак, на самом деле не так страшны, как тебе кажется, и, когда хмель из них выветрится, они остынут и успокоятся. Уж я-то их знаю!

— Они хотели убить меня! — сказал беглец, трясясь от страха.

С этим было трудно спорить. Хотели! И убили бы, если бы он попался им в руки за порогом церкви. Чуткое ухо склонившегося к нему Кадфаэля уловило в звонком возгласе юноши растерянность и недоумение. Мальчишка совсем ослабел от пережитого ужаса, и первые слова, которые он произнес после испытанного потрясения говорили о том, что он совершенно не понимает, за что на него напали. То же самое, наверно, чувствует лисица, которая, как и он, не ведая за собой вины, услышит вдруг лай гончих псов.

Вернулся брат Освин с бутылкой вина и горшочком мази в заплечной сумке, под мышкой у него была зажата скатка чистого полотна, а в руках он тащил таз с водой. Зажженную свечу Освин, как видно, оставил у входа, прилепив ее к скамье, там мерцал слабый трепещущий огонек. Он был полон рвения и неукротимой жажды деятельности, такой разгоряченный, что темно-русые кудряшки на его голове топорщились вокруг тонзуры. Освин поставил таз, положил рядом полотно и склонился над пациентом, готовый помогать Кадфаэлю, который при свете свечей начал осмотр больного.