Воробьевы горы - [28]
Д е в у ш к а. Летали всюду, видали чудо: стоит дуб коренаст, на нем сыч голенаст. Шла мимо бабушка, бросила три камушка. Сыч осердился, на землю свалился!..
Д е в у ш к и. Ха-ха-ха!..
Д е д. Это еще не чудо, а вот я видел чудо. Сидели в светлице четыре девицы, молодца увидали — три ночи не спали. Все в окошко глядят — не пройдет ли назад?
Д е в у ш к и. Ой ты, дедушка, дед… Так смеяться не след. Окажи ты нам ласку…
Д е д. Ласку? За косы таску! (Шутя пробует схватить ближнюю девушку за косу.)
Девушки с визгом разбегаются.
В а с и л е к. Ай да дедушка! Берегись, цыплята, ястреб летит! (Гонится за девушками.)
Д е в у ш к и.
— Любаша, заступись!
— Любаша!
— Любаша!
Д е д. Любаша? Она с утра убирается.
В а с и л е к. Да все наряда себе выбрать не может.
Д е в у ш к и.
— Любаша, Любаша!
— Выходи на луг!
— Глянь, хороводы водить начали.
— Только не ладятся без тебя.
— Парни ждут не дождутся.
В а с и л е к. Пять сарафанов сменила, а лент — без счету! То янтарь к шее приложит, то понизи бирюзовые на лоб навесит… Не иначе — красивей всех хочет быть на празднике!
Л ю б а ш а (выходя). Не верьте ему, подружки. Не по своей я вине замешкалась… Янтарь стала низать — бусы по углам раскатились. Сарафан надевала — о гвоздь зацепился, будто назло.
В а с и л е к. А все оттого, что глаза у нее не здесь, а давно уже там, за околицей… Все глядят — не клубится ли пыль на пригорке?
Д е в у ш к а. Больно прыток… А ну, подружки, давайте уши ему надерем, чтоб он девичьих тайн не подслушивал. Держи его, Любаша!
Девушки со смехом бросаются к Васильку.
В а с и л е к (бежит). Дедушка! Скажи им — разве не правда?
Д е д. За правду сумей сам ответ держать, внучек.
Л ю б а ш а (гонится за Васильком). Вот я тебя сейчас… (Настигает, крепко его обнимает.) Ах, Василек!.. Глянь, как солнце радуется с нами вместе.
В а с и л е к. Только Никиты и не хватает.
Л ю б а ш а. К кузнецу сейчас тебя поведу — замок сковать на язык твой проворный! Идем… Идемте, подружки! Пойдем, дедушка, пора.
Д е в у ш к и.
— Пойдем, Любаша!
— Пора, дедушка.
— Пировать время пришло.
— Для скатерти-самобранки пора настала.
В а с и л е к. Ступай, ступайте, сороки. Сами с дедушкой знаем, когда пора. Не мешайте!.. Пойдем, дедушка…
Девушки уходят.
Д е д. И то — время праздничному пиру быть. Блюди, внучек, обычай землянский… (Подходит к сундуку, отпирает замок.)
Со звоном открывается крышка. Дед нагибается и благоговейно вынимает оттуда пышную скатерть, затканную невиданными узорами. Солнечный луч попадает на них, и они словно оживают.
В а с и л е к. Дай понесу, дедушка! Я не выроню.
Д е д. Молод ты еще, Василек. Не заслужил еще такой чести. От дедов и прадедов досталась нам скатерть эта. Из рода в род переходит она с наказом старозаветным: пока будем по правде жить, на кривду не склонимся, будет верно служить нам скатерть, угощением своим радовать… Не обижайся, внучек. Станешь сивым, как я, и ты понесешь ее на праздник летний — солнышко да землю родную благодарить за великие милости.
В а с и л е к. Народу нынче, дедушка! Хватит ли на всех?
Д е д. Пусть столько придет, сколько песчинок на отмели речной, — всех накормим яствами чудесными, не простыми. Старый отведает их — помолодеет, некрасивый — красивым станет; у кого печаль на сердце — печаль забудет; кто умирать захочет, яств тех попробует — век будет жить. Стоит лишь слово заветное вымолвить.
В а с и л е к. Знаю! Знаю это слово! Скатерть-самобранка…
Д е д (прерывая). А знаешь — молчи! Зря его говорить не след. (Торжественно, на вытянутых руках держа скатерть, движется к двери.)
Василек распахивает дверь. Вдруг прислушивается.
Издали доносится неясный шум.
В а с и л е к. Дедушка! Никак Никита скачет! Слышишь?
Д е д. Нет, не Никита это.
Звуки уже совсем близко.
В а с и л е к. Так кто же это к празднику нашему торопится?
Д е д. Тень на душу пала — быть беде.
Шум все ближе, отголоски девичьей песни обрываются, и вдруг ужасный женский крик доносится с луга.
В а с и л е к (у окна). Дедушка! Дедушка! Кто это? Смотри! Люди, не люди… В железах все… Мечи длинные… А на головах котлы рогатые. Ой, кровь, кровь! Режут, бьют!
Д е д. Беги!.. Беги, внучек… за сестрой беги! Народу скажи… В лесу укройтесь!
В а с и л е к. Не буду я прятаться, дед!
Д е д. Что ты, несмысель?.. Беги, говорю!
В а с и л е к. А ты?
Д е д. Сделаю что надо. Ступай!.. (Вытолкнул Василька, подходит к скатерти, берет ее, взмахивает ею на четыре стороны.) Затворяю… Закрываю… Заклинаю… Станьте, люди, деревьями колючими, камнями горючими, чтоб злодеям вас не найти, а им от вас не уйти! Затворяю… Закрываю… Заклинаю…
Свет постепенно меркнет.
Сохраню землянское достояние! (Прячет скатерть на груди.)
Вдруг дверь с треском слетает с петель, и банда р о г а т ы х вваливается в избу. Дед отступает в глубину, к печке. Ослепленные разбоем, рогатые в первую минуту не замечают его, поют:
Предлагаемые читателю воспоминания одного из старейших драматургов и киносценаристов страны А. Д. Симукова (1904–1995) представляют собой широкую картину жизни нашего общества на протяжении почти всего XX века, а также размышления автора о театральном искусстве и драматургии. Свою литературную деятельность А. Симуков начал в 1931 г., получив благословение от А. М. Горького, в журнале которого публиковались первые рассказы молодого литератора. Его пьесы, в большинстве своем веселые, жизнерадостные комедии, «Свадьба», «Солнечный дом, или Капитан в отставке», «Воробьевы горы», «Девицы-красавицы», пьесы-сказки «Земля родная», «Семь волшебников» и многие другие широко ставились в театрах страны, а кинофильмы по его сценариям («Волшебное зерно», «Челкаш», «По ту сторону», «Поздняя ягода» и другие) обрели широкую известность.
