Вор Города. Ренегат - [4]

— Развейте мои заблуждения, мудрейший! — чуть ли не плача, вскричал Галент и рухнул на колени. — Они гложут меня изнутри! Я не могу молчать! Слухи, которыми делятся меж собой наши наставники, — на этой фразе многие в Соборе вздрогнули, — утверждают, что никто не видел, была та женщина госпожой Вейнтас или нет. Да и женщина ли то была?! Мой разум поглощает отчаяние!

— Успокойся, сын! — негромко протянул Астрелий, лихорадочно пытаясь выдумать ответ. — Тебе не зачем волноваться. Слухи или нет, но никто иной, кроме как Вейнтас не мог обеспечить предателя техникой и оружием…

— Но он-то был механистом, — ехидничая, заметил Галент.

— Что с того, ни один человек не сможет за столь короткую жизнь произвести так много оружия. Один человек не способен создать орудие разрушения равное паровому танку!

— Вы же утверждаете, что Феррат не человек, а демон в обличье мирной овцы.

Астрелий посуровел, но промолчал.

— Можно потрясти любого механиста, у них в запасниках обязательно будет храниться сотня другая стволов, — размышлял Галент. — Особенно у тех, кто не сотрудничает с цеховиками. А Феррат был свободным человеком и часто конфликтовал с мастеровыми улицы Железа.

— Но целый танк!

— А пулемет, останки которого обнаружились в особняке Вейнтас. Если вы утверждаете, что они сотрудничали, то та установка была произведена Ферратом. А что утверждают специалисты? — Галент прищурился.

— Что? — буркнул Астрелий.

— А они утверждают, что это устройство не могло существовать в реальности. Как и голем, впрочем.

— Это и говорит…

— Но не говорит о ереси госпожи Вейнтас!

— Она пользовалась услугами еретика! Разве это не есть грех?! — заорал Астрелий.

Его лицо раскраснелось, а руки, которые он упер в кафедру, затряслись от гнева. Он больше не походил на отца Церкви, выходки Галента вывели его из себя. Монах добивался этого, стоит разозлить оппонента и из его действий исчезнет логика, точный расчет.

— Покаяние, штраф — таково наказание за столь незначительный грех. Не мне вам напоминать строчки писания, мудрейший Астрелий, — Галент поклонился опять.

— Довольно!

Архиепископ поднял руку, призывая к тишине, но в зале и так все молчали. Перебранка монаха и одного из виднейших отцов не каждодневное событие, епископам будет что обсудить после церемонии.

— Довольно, — спокойнее повторил Астрелий, — хватит нам ссориться. Я собрал вас затем, чтобы мы объединили свои силы, а не для того, чтобы размежевание епархий усиливалось.

"Вот хитрый лис, точно будет использовать проступок того механиста, чтобы упрочить свою власть" — подумал Галент и оперся плечом на статуи.

Святому было все равно, а у монаха уже разболелись ноги. Холодный пол, сквозняки и обязательные сандалии — преотвратительное сочетание, высасывающие силы у каждого собравшегося.

Может быть, Кафедральный Собор и задумывался с расчетом на то, что его молящиеся будут падать ниц от усталости во время церемоний? Отцы-то обязательно будут объявлять то снисхождением благодати. Галент знал хитрые приемчики, которыми пользовалась его организация, чтобы влиять на умы собравшихся.

Дивные витражи Собора и сейчас в пасмурный день наполняли зал причудливыми мистическими цветами. Галент, конечно же, стоял в темной стороне, что ясно указывало на его статус. Опала есть опала, но для него это было сродни медали за доблесть. Но сложно было сохранять достоинство, когда холод пробирает тебя до костей?

Монахи на церемониях облачались в самое настоящее рванье, что должно было символизировать смирение и готовность переживать трудности. Галент же думал, что это делалось специально для уничтожения личности служителя культа. Либо он превратится в забитую собаку, либо в бешеного пса, алчущего власть. Естественно зимние холода вымораживали мраморно-каменную залу Собора, превращая его в темницу для тела и разрушитель духа. Ведь могли же механисты провести в Собор хорошее отопление, но Церковь отказалась. То, дескать, роскошь!

"Да уж, роскошь. Эти-то…" — мыслил монах, поглядывая на епископов, — "эти-то одеты не в пример лучше меня, эти мантии из козлиной шерсти такие теплые, а красные сапожки должны защитить славные ножки святых отцов"

Переминаясь с ноги на ногу, пытаясь хоть чуточку согреться, Галент дожидался конца церемонии. Астрелий же не торопился отпускать собравшихся и вещал соловьем. Если его речь тщательно подготовлена, то он превращался в непревзойденного оратора, на зависть политиканам Совета. Естественно, у этого дурака был свой, теневой повелитель, который и придумывал все речи, но не спешил вступать в игру лично. Астрелий такая же пешка, когда он выработает свой ресурс, то будет уничтожен.

Галент с радостью бы посмотрел на смерть заносчивого архиепископа, но сознавал, что это наступит не скоро. Сегодня его позиции пошатнулись, но это не могло разрушить его власть. Галент мог так мало — лишь лаять на своих начальников, ожидая, когда его пнут.

Астрелий вещал о чем-то своем, всячески стараясь подвести собравшихся к мысли, что грядет Нечто. У-у, если бы не это вековечное ожидание чего-то ужасного, о Церкви забыли бы еще лет двести тому назад. Естественно, только праведник Астрелий (пусть он этого и не сказал, но было ясно и так) мог спасти всех от неминуемого конца, отвести карающий меч от этого мира.