Воображенные сонеты - [46]

).

188–189. Прометеевы наваждения

I

Когда с Олимпа, гневом обуян,

Зевес шлет копья в горные теснины,

Как будто снова целит в исполина;

Когда грозу приносит ураган;

Когда лютует гром, попав в капкан

Кавказских гор; и в в ярости звериной

По склонам их стремятся вниз лавины —

Со вскриком пробуждается Титан.

И, воплям безутешной бури вторя,

Несется вопль, ужаснее стократ,

Чем завыванья ветра на просторе;

И, заглушая громовой раскат,

Грохочет смех, такого полный горя,

Что ангелы в полуночи дрожат.

II

Невидим Прометей для смертных глаз,

Лишь только ночью, в сполохах карминных,

Когда пылает зарево на льдинах,

И молния в них бьет за разом раз;

Когда рубином светится топаз,

И страх царит в гнездовиях орлиных,

И эхо отражается в глубинах,

Где до рассвета мрак ночной увяз,

Мы видим, как немая тень Титана

Встает среди уступов и карнизов

Угрюмых скал, пространство распоров,

В молчании мятежном неустанно

Закованной рукой бросая вызов

Создателю уродливых миров.

190. Золото Мидаса

Поэт — алхимик мысли, как Мидас,

Тот царь фригийский, чье прикосновенье

Немедля вызывало превращенье:

Всё становилось златом в тот же час.

Он тоже над ручьем лотка не тряс,

Не изучал вовек хитросплетенья

Пещерных нор. По воле вдохновенья

Ему дарован золота запас.

Но горе для него — помилуй, Боже! —

Коль он запрется в тесной кладовой

И позабудет, для чего живет.

Ты жаждал мира золотого? Что же,

Стал самородком хлеб насущный твой,

И золотом забит поэта рот.

Мидас — мифический царь Фригии, сын Гордия и Кибелы. В награду за спасение Силена Дионис предложил Мидасу любой дар, какой тот ни пожелает. Мидас не нашел ничего лучше, как попросить, чтобы все, к чему он ни прикоснется, обращалось в чистое золото, и это пожелание было исполнено. Вернувшись ко двору, Мидас велел приготовить пир в честь своего нового дара. Но, когда он взялся за еду и питье, они, к его ужасу, тоже превратились в золото. Мидас, боясь умереть с голоду, пришел к Дионису и умолял его взять назад этот дар. Дионис сжалился над ним: он приказал Мидасу искупаться в реке Пактол, которая после этого стала золотоносной, а Мидас избавился от своего дара.

191. Бодлер

Парижская клоака прежних лет,

Где всюду чернота и смрад промоин;

Краснеют только стоки скотобоен

И раны, что нанес в ночи стилет.

Вот золота фальшивого браслет;

Тропический бальзам, на лжи настоян;

Расколотый фиал, чей запах гноен,

Храня трущоб и тины терпкий след.

Но над зловонным хаосом болот,

Прекрасна, как пыланье небосклона,

Распада переливчивость плывет;

И волнами на пленке вороненой

Дрожит игра огня, и позолот,

И пурпура, что прямо из Сидона.

Сонет представляет собой отклик Ли-Гамильтона на книгу стихов Шарля Бодлера (1821–1867) «Цветы зла».

Сидон — один из древнейших городов Финикии, знаменитый своим стеклом и льняными изделиями. Пурпуром же славился другой финикийский город — Тир.

192. Ночь

Безжалостная, не услышишь ты

Молитвы, чтобы ты не уходила —

Их шепчет узник, коему в могилу,

Едва светило глянет с высоты.

Когда вопят обугленные рты

Из сердцевины адского горнила:

«Уйди скорей, ты нам давно постыла!» —

Их вопли столь же для тебя пусты.

Прислушайтесь — бредет толпа гуляк,

На улицах рассеивают мрак

Веселый смех, лихая сегидилья;

Нам на больничной койке и в тюрьме

Так внятны эти песнопенья тьме —

И кто осудит дань ее всесилью?

193–194. Смерть Пака

I

Боюсь, что умер Пак — немало лет

С тех пор, как знались смертные с бродягой;

Исчез со всею крошечной ватагой,

Чьи гнезда в чаще прятал бересклет;

Да, эльфов нет, и не сыскать примет

Дриады, что таилась за корягой;

Нет ни наяд, речной одетых влагой,

Ни фавнов, листоухих непосед.

Дрозд-попрыгун, скажи, встречал ли ты

Проказника веселого весною,

Там, где росой увлажнены цветы?

Лесная мышь, видала ль под сосною,

Ты малыша, где заросли густы,

Прикрывшегося шляпкою грибною?

II

Подпрыгнул дрозд и молвил: «В самом деле,

Мне Пак был добрый друг, почти родня,

Хоть он и передразнивал меня;

Я Пака знал, но он ушел отселе.

Его нашли мы на грибной постели —

Вьюрок и я — у высохшего пня,

Покрытым снегом, на исходе дня;

Замерз, похоже, в зимние метели».

Лесная мышь сказала: «Старый крот

Могилу вырыл, а четыре сони

Беднягу опустили в темный грот;

Там белка крест поставила на склоне:

Имел он душу, как и ваш народ;

А нам, зверькам, скорбеть и впредь и ноне».

Пак — лесной дух у многих западноевропейских народов, сродни славянскому лешему. В английском фольклоре это веселый эльф, шутник и проказник. Таким он предстает у В. Шекспира в пьесе «Сон в летнюю ночь» и у Р. Киплинга в цикле сказок «Пак с Холмов».

195. К Флоренс Сноу на форзаце книги сонетов

Я шлю своих родных лесов плоды:

Вот клюква, что росой напоена;

Вот иглица, для ног босых страшна;

А вот черника с кряжистой гряды;

Омела со слезинками слюды;

Шиповник; облепихи желтизна;

И синий терн, и тиса семена

С тех троп, где Китса сыщутся следы.

Не знаю я американских ягод,

Но знаю, что цветок родил Канзас,

Который может меж тюремных тягот

Зацвесть внезапно, утешая глаз,

Там, где кишат страдания, где за год

Покажется любой бескрылый час.

Осенью 1889 г. подборка стихотворений Ли-Гамильтона, опубликованная в американском альманахе «The Magazine of Poetry and Literary Review», привлекла внимание мисс Флоренс Сноу из Канзаса. Она написала автору письмо; он ей ответил. Она послала ему свой сонет; он в ответ послал этот сонет. Позже он отправлял ей свои книги с автографами. Когда после выздоровления Ли-Гамильтон посетил Канаду и США, он провел несколько августовских дней 1897 г. в Канзасе, в гостях у Флоренс Сноу и ее племяницы Лидии Сейн. Отражением этого визита явилось его стихотворение «Белка» в сборнике «Лесные заметки» (см. приложение). Через полвека Ф. Сноу написала мемуары, 6-я глава которых посвящена Ли-Гамильтону (Florence L. Snow. Pictures on My Wall: A Lifetime in Kansas. — Lawrence: Univ. of Kansas Press, 1945. P. 107–121).