Воображала - [10]

— Принеси десерт, — она махнула рукой. Сестра казалась избалованной королевой из сказки, той самой, которая прикажет снять голову с чьих угодно плеч, если ей что-нибудь не понравится. Она безупречно играла свою роль, но именно сестра, а не Домициан, управляла страной. Именно она обсуждала с генералами план обороны городов Империи, раздираемой гражданской войной. Она отдавала приказы, иногда нечеловечески жестокие. Она требовала отчетов о поражениях и училась на ошибках. И она проиграла войну. Вовсе не из-за отсутствия мастерства. Ее противник оказался хитрее, но война была мучительной для обеих сторон.

Но все, конечно, будут думать, что решения принимал Домициан. В поражении тоже будут винить его, и это он войдет в историю, как император, сдавший город.

Она вошла бы, как победительница.

Я отправилась на кухню. Холодный шоколадный пирог стоял на столе, одинокий и лишенный заботы прислуги. Я разогрела его, безусловно он слегка подгорел, ведь я не изменяла своему непревзойденному умению обращаться с пищей даже в осаде. Я выложила пирог на тарелку. Мне вдруг, будто маленькой девочке, захотелось порадовать сестру. Я взяла из холодильника взбитые сливки и написала на гладкой глазури «Жадина». В центре первой буквы «а» я посадила коктейльную вишенку, казавшуюся почти прозрачной.

Взяв тарелку, я хотела было выйти в столовую, но в этот момент я услышала крики. Улица по прежнему была тихой, и крики доносились изнутри дворца, за стенами. В зале и коридоре.

Чума здесь.

Пирог полетел на пол, превратившись в месиво из взбитых сливок и шоколада.

— Сестра! — крикнула я. — Домициан!

Хотя, конечно, они слышали и без меня. Все вдруг началось и сразу совсем близко. Так быстро. Еще десять минут назад я мечтала о том, чтобы война поскорее закончилась, но теперь, когда она вошла в мои двери, я испытала мучительный страх. Мне захотелось вернуть спокойные, пусть терзаемые ожиданием, минуты за столом.

Но вернуть ничего уже было нельзя.

Я распахнула дверь столовой, отчего-то я ожидала, что все закончится прямо сейчас, и я увижу их мертвыми, а в следующий момент пуля прошьет и мое сердце. Но в столовой все еще были только сестра и Домициан. Лицо Домициана было перепуганным, но в то же время страх придавал ему особую, навсегда ускользающую красоту. Я знала, таким я его больше не увижу. Сестра казалась раздраженной скорее, чем перепуганной. Ее пухлые губы скривились от досады.

— Десерт отменяется, — сказала она.

— Я не понимаю, что происходит. Как они прорвались сквозь охрану? Почему на улице тихо?

— Не суетись, Домициан.

Сестра очень спокойно допила бокал вина, отставила его. Она была похожа на человека, который садится в пришедший по расписанию поезд. Без энтузиазма и без удивления, с легкой досадой расставания. Теперь казалось, что это Домициану стоило бы поучиться смирению и достоинству. Сестра готова была взойти на эшафот, как на трон. Себя саму я не могла представить. Наверное, я была бледная и растерянная. Я не знала, что делать и даже не понимала, что я чувствую. Мне просто хотелось, чтобы это закончилось, как в те ужасные дни, когда мы уезжали куда-то, куда приходилось брать с собой множество вещей, и я понимала, что нам предстоит ожидание на вокзале или в аэропорте, утомительное и скучное, и сделать нужно было столькое, или, по крайней мере, проверить, ничего ли я не забыла, но сил ни на что не хватало, словно я уже просыпалась усталой.

Во всем этом было хоть что-то хорошее. Эти дни заканчивались. Сегодня заканчивались все дни.

— Соберись, — сказала сестра. Она больше не говорила, что мы победим, но, казалось, она не засомневалась в своих словах. Я бросилась к ней, когда она пошла к двери.

— Куда ты?

— У меня есть дело!

— Там Безумный Легион!

Сюда прорвался отряд, состоящий из народа воровства, вдруг подумала я. Невидимые солдаты, козырь Аэция в войне.

— Санктина! Ты не можешь просто выйти туда!

Я держала ее за руку, и вдруг меня пронзило воспоминание о тех страшных секундах, когда я боялась, что сестру унесет в открытое море.

Крики больше не пугали меня. Их звучание казалось привычным. Стоны раненых и умирающих я слышала и прежде, в госпиталях. Случалось мне слышать и шипение преторианского оружия, входящего в плоть. Сейчас оно давало мне надежду.

В сущности, победить преторианца можно, когда его оружие погаснет. Но для этого нужно продержаться с ним один на один. Я не представляла, как сделать это в замкнутом помещении.

Но я не была воином, прошедшим путь от Треверорума до Вечного Города.

За секунду перед тем, как сестра распахнула бы дверь, мы услышали стук, быстрый и яростный.

— Видите? Враги не стучат в двери.

— Может, это их уловка, — вдруг засмеялась я. На секунду мне стало все равно. Наверное, так чувствуют себя персонажи пьес абсурда. Этой секунды сестре хватило, чтобы распахнуть дверь. Людской поток не хлынул в столовую. Ничего особенного не произошло, никто не спешил нас хватать. Я даже подумала, может нам просто выбраться на улицу? Выбраться, поймать машину и уехать из Города. Неважно, что потом.

В столовую ввалился мальчишка, он был бледный, и глаза у него горели. Я даже знала его имя — Кассий. Запомнила его потому, что он был намного младше остальных преторианцев здесь. Совсем молодой паренек, сын начальника гвардии. Я видела его еще ребенком, а теперь он почти мужчина. У него были острые черты из-за которых он почему-то ассоциировался с волком или псом, и серьезные, недетские глаза. Он непременно попал бы в официальный состав гвардии, но пока ему оставалось только болтать с солдатами и дерзить отцу. Его терпели из-за обаяния и исполнительности, он многим нравился и многих злил. И мне странно было видеть его совсем другим — смертельно бледным, настолько, что даже губы его были лишены всякой краски.