Воля твоя - [52]

Сначала у меня перехватило дыхание, едва я увидел это «приглашение», а потом, когда под одобрительные крики, эти трое орденцев вдруг перевернули ведра над самыми воротами. Огромные золотые монеты, сверкая в утренних лучах, звеня о стену, полетели вниз.

— Приходите и заберите! — Неудержимой яростью взревел Усман. И последовавшая за всем этим волна восторга была едва ли не осязаема, едва ли не сбросившая меня со стены вслед тому богатству.

Трое прочувствовавшихся воина в сердцах запустили в сторону имперского лагеря теперь уже совершенно пустые ведра.

Казалось, алчные взгляды легионеров, сверкающие в полулиге от Обители, готовы яростью растопить ворота и стены крепости, уже представляя все несчислимые запасы, припрятанные в недрах, в закромах приказавшего долго жить ордена. Сверкающее «приглашение» видели все, и готов поспорить, даже несмотря на то, что упало оно в пылевую подушку на дороге, выбивая в стороны фонтанчики той самой пыли, самый явственный звон раздался в головах.

— Неплохо подразнили. — Улыбался Усман, прикрываясь ладонью от солнца наблюдавший за поднявшейся у неприятеля суматохой.

— Кажется, вы их только раззадорили.

— А то! Не удивлюсь, если даже самый последний туалетный теперь точит на Обитель зуб!

— Хорошее представление. — Улыбнулся я ему в ответ.

— Ух, как же они теперь сюда рваться-то будут — по головам друг-дружки пойдут! А, как считаете, Марек? Кто успел, тот и съел, а все остальные с носом.

— Это все-таки имперские легионеры. — Покачал я головой, не соглашаясь. — Не думаю, что они станут резать друг другу глотки в жажде бесконечной наживы. Все, что они вынесут отсюда, если конечно тут есть что выносить, — намекающе кивнул я ему, — у них будет тут же изыматься.

— Друг мой Марек, вы слишком плохо знаете человеческую натуру. Особенно, — он поднял указательный палец, — особенно ту, что касается наживы. Уж позвольте мне судить с высоты прожитого мною жизненного опыта — я, как-никак, старше вас лет эдак на тридцать. И всякого уже повидал на своем веку.

Я удивленно моргнул, вновь осмотрев его фигуру. Крепкий, широкоплечий, поджарый. На лице боевые шрамы, но не следа морщин, а на голове ни единого седого волоса.

Усман засмеялся.

— Представьте себе! Вот такой вот я недряхлый старик!

— Напомните, какому божеству поклоняется ваш орден?

Стоящие неподалеку, прислушивающиеся к нашему разговору, но не встревающие в него орденцы грянули смехом. Сам псевдостарик, довольный эффектом, улыбался, являя мне идеально сохранившиеся зубы.

Пока веселились и улюлюкали явно оскорбленным противникам, не заметили, как от их лагеря отделились несколько фигур, спешной рысцой направившись в сторону Обители.

— Что-то новенькое, — хмыкнул в их сторону воевода.

— Смотрю, не последние чины, — подошел к нему некто мне незнакомый, приветственно хлопнувший Усмана по плечу. Тот ответил ему тем же. Мне же орденец просто кивнул. — Ставлю на то, что начнут грозиться с безопасного расстояния.

Усман покачал головой, укоризненно поглядев на товарища.

— Сильвестр, ты как будто первый день на свете живешь. Вон тот седой с перпендикулярным горбом на шлеме явно легат — не вздорный мальчишка, чрезмерно тщеславный или чей-нибудь сынок.

Я глянул туда, куда указывал военачальник. Разобрать среди подъезжающего народа седовласого не представлялось возможным. Необычные нынче старики пошли.

— Думаешь, торговаться едут? — С сомнением глянул на него товарищ. — Не больно ли скоро? Штурмовать они, думается мне, собираются только завтра. Зачем бы им прямо сейчас нарушать традиции?

— Да к тому же сразу после «подразниловки», — подал голос кто-то из младших.

Офицеры глянули на него с сомнением, потом как-то нерешительно переглянулись, встретившись на мне взглядом.

— Эй вы там, на стенах!

— Чего надобно?!

— Марек! Марек Арктурский?!

Воеводы с еще большим сомнением, вперемешку с недоверием, глянули на меня.

— Нежданно-негаданно… Что же вы не сказали, Марек, что в своей Обители мы привечаем целого сэра?

Я поморщился словно от горькой редьки.

— Всего лишь уточнение, не берите в голову.

— Он самый! — Гаркнул вниз мастер переговоров Усман. И добавил, подтверждая этот титул: — Не знаю, что значит: «Надрать имперские задницы каленым железом»!

Снизу бурно и с чувством выругались.

— Спускайтесь!

Сильвестр злорадно ухмыльнулся, потерев ладони.

— Мне идти с вами?

— А как же? Неужели вы действительно собираетесь пропустить все веселье?

Торг, а это был именно он, не удался. Имперские чины, едва лишь мы спустились, пройдя к ним потайной калиткой, сразу же попытались взять быка за рога, но несколько метко выпущенных к их ногам болтов и просто непробиваемая уверенность двух воевод поставила всех на свои места.

«Именем империи!» решить дело не удалось, как и «Волей императора!». На их высокопарные высказывания, что Усман, что Сильвестр лишь откровенно посмеялись, чем вызвали их полнейшее недовольство, выраженное едва не полопавшимися ремнями шлемов на их раскрасневшихся и пульсирующих подбородках.

Кидался словами, брызжил слюной и едва сдерживался, чтобы не выхватить оружие исключительно седовласый легат, однако по взглядам остальных сопровождавших его легионеров можно было прочитать полное согласие, хотя и непонимание. Просто так принято — ты не обязан понимать, но обязательно должен поддерживать.