Воля мертвых - [5]

Соня была красива и хорошо сложена и знала об этом. Ее никогда не смущала нагота. Но под испытующими взорами старых жриц Митры она вдруг ощутила странную неловкость. Они словно выискивали в ее теле какой-то скрытый изъян.

Тем временем несколько храмовых прислужниц рангом пониже — это были совсем юные девушки, почти подростки, с едва развившейся грудью, одетые лишь в длинные полупрозрачные юбки с разрезами до середины бедер — принесли большой медный таз и несколько кувшинов. Соня поглядела на них с любопытством.

Одна из старух заметила растерянность посетительницы и, схватив Соню за плечо цепкой сухой рукой, похожей на птичью лапу, сурово проговорила:

— Ты, как я погляжу, чтишь благого творца Митру лишь на словах! На деле же ты не знаешь даже простейших обрядов очищения!

— Никогда не поздно приобщиться к священному,—ответила Соня с показным смирением.— А я еще не слишком стара для того, чтобы встать на путь добродетели.

Проклятие! Быть почти у цели путешествия по этой ненавистной Аквилонии и так глупо застрять на самом пороге, угодив в паучьи лапы старых ханжей!

— Вода — святое творение Митры,— назидательно произнесла дряхлая жрица.— Создав воду, благой бог создал и ее покровительницу, Харват, Великую Целостность Всего Сущего. Именно поэтому ничто нечистое не должно соприкасаться с водой.

Соня прикусила губу, сдерживая раздражение. Долго еще ее будут мучить длинными, скучными наставлениями в «благолепии»! Если и было что-то ненавистное для пылкой, нетерпеливой девушке, так это ханжество.

— Но если я, по вашим словам, так уж нечиста и замарана гнилью, плесенью и прочим… что там еще нарушает совершенство? В общем, всей той дрянью, что портит чистоту сотворенной Митрой плоти, то каким же образом мне надлежит очиститься? Просветите мой ум, о мудрые жрицы!

— Встань в этот таз,— молвила старуха,— и со смиренным сердцем вознеси молитву благому Митре.

Соня изо всех сил старалась придать своему лицу елейное выражение. Старая жрица внимательно наблюдала за ней прищуренными недобрыми глазами.

Едва Соня оказалась в тазу, как младшие жрицы подступились к ней и начали омывать ее какой-то жидкостью янтарного цвета. Ловкие руки с тонкими пальцами и длинными позолоченными ногтями осторожно оглаживали обнаженное тело Сони. Девушки работали молча, опустив длинные ресницы, выкрашенные также золотой краской.

— Чем они омывают меня, святая мать? — обратилась Соня к старой жрице. Не помешает изучить обряды Митры. Возможно, Соне еще придется скрываться в святилище, выдавая себя за ярую митрианку… Она не могла загадывать на будущее, зная лишь одно: возможно все.

— Ниранг,— ответила старая жрица.

— Ниранг? — переспросила Соня. И отважилась на новый вопрос: — А что это такое?

— Теперь я вижу все ясно. Твоя семья никогда не находилась в числе искренних почитателей великого и благого творца Митры,— поджав губы, заявила старуха.— Иначе ты знала бы, что такое ниранг.

Она хлопнула в ладоши, и по этому знаку одна из юных прислужниц пропела мелодичным серебристым голоском:

— Ниранг, о девушка с медной косой,— святое средство очищения! Его приготавливают из мочи семи белых бычков, которых в течение семи дней перед тем поили очищенной и освященной водой и кормили свежей травой, произнося над ними молитвы во славу Харват, благой Целостности Всего Сущего. Семь жрецов читали семь дней и семь ночей гимны для очищения ниранга, а затем еще сорок дней, налитый в сосуды, он хранился под землей. Поэтому нет ничего чище ниранга, о девушка, и тебе надлежит это знать! Прими же очищение с благоговением в сердце.

— Благодарю,— произнесла Соня, стараясь подавить дрожь отвращения при мысли о том, что ее купают в моче бычков, пусть даже и белых.— Это воистину великая честь для меня. Вы очищаете мое тело и одновременно просвещаете мой разум.

Соня вовсе не была так неискушена в таинствах Митры, как изображала. Ее познаний в этой сфере оказалось, во всяком случае, довольно, чтобы понять: в храме, которым духовно руководит госпожа Аресса, процветает самая настоящая ересь. Это стало возможным лишь благодаря попустительству пиктского вождя Скарроу, который поклонялся богине в обличии лисицы и вообще не давал себе труда, вникать в верования покоренных им аквилонцев.

Впрочем, Соня была почти уверена в том, что в самом ближайшем будущем пикты окончательно уничтожат поклонение Митре в какой бы то ни было форме. Уже сейчас многие аквилонцы, спеша выразить верноподданнические чувства завоевателям, торжественно приносили лисице в ее капище кровавые жертвы: кроликов, птицу, рыбу. Некоторые дарили пиктскому капищу даже рабов.

Когда все тело Сони было обтерто губками, пропитанными священным нирангом, к проходящей обряд подступила вторая девушка-жрица. В кувшине, который она держала в руках, находился мелкий белый песок, тщательно прокаленный на огне. Зачерпывая песок горстями, девушка, улыбаясь, осыпала им Соню.

Лицо этой служительницы показалось Соне странно знакомым… как будто она видела эту девушку прежде.

Соня заметила также, что у этой девушки, в отличие от остальных, на тонкой нежной шее застегнут грубый железный ошейник с именем «Аресса». Вряд ли рабыню зовут так же, как верховную жрицу. Скорее всего, это имя владелицы. Стало быть, младшая жрица — личная собственность первосвященницы… Любопытно.