Волшебство наполовину - [18]
— Черт подери! — кричали зрители. — Бог ты мой! Вот это да!
Джейн и Марк, и Марта, крепко держась за руки, следили за схваткой.
Если бы сэр Ланселот не был величайшим на свете рыцарем, можно было бы подумать, что его и вовсе не существовало, и больше не рассказывать о нем небылиц.
Но пусть даже на самом деле он и существовал, развязка наступила быстро. В мгновение ока, или даже еще раньше, он был выбит из седла, рухнул наземь и больше не поднялся.
Катрин поскакала вдоль поля, делая круг за кругом и грациозно кланяясь в ответ на аплодисменты толпы.
Но вскоре она заметила, что аплодировали ей не очень-то громко. Только такие вероломные рыцари, как сэр Мордред и сэр Агравейн, завидовавшие Ланселоту, — только они и аплодировали от всей души.
Остальная публика была непонятно тиха. Потому что их Ланселот, цвет рыцарства, любимец людских сердец, самый великий из рыцарей Круглого Стола, потерпел поражение.
Королева Гвиневера была разгневана. Король Артур был опечален. Сопровождающие его рыцари, за исключением самых вероломных, выглядели абсолютно потерянными. У Мерлина был такой вид, будто он не верит глазам своим.
Джейн и Марк, и Марта выглядели так, будто они-то верят, но верить не хотят.
И только теперь Катрин наконец полностью осознала, что она натворила.
Она победила и она проиграла. Она, обыкновенная девочка, нанесла поражение величайшему рыцарю всех времен и народов. Однако она пыталась оправдаться перед самой собой тем, что якобы поступила так ради доброго дела, — это случилось не потому, что ее рассердил Ланселот, недостаточно оценивший ее помощь там, в замке Морган ле Фей.
Щеки ее вспыхнули, и она почувствовала себя глубоко несчастной. Ей вдруг стало жарко в шлеме и она стащила его с головы. И тут она запоздало вспомнила, что, загадывая желание, она о чем-то совершенно забыла. Она ведь загадала быть в доспехах и верхом на коне, быть высокой и сильной и победить. Но она забыла сказать что-нибудь о том, чтобы больше не быть Катрин.
Теперь же, когда шлем был снят, ее длинные каштановые волосы упали ей на плечи, и потрясенной толпе открылось маленькое личико девятилетней девочки.
Ее хорошо разглядели сидевшие ближе всех к ристалищу. Сэр Мордред захихикал. Сэр Агравейн захмыкал. Те из недостойных рыцарей, что были завистниками сэра Ланселота, принялись смеяться, то и дело выкрикивая жестокие слова: «Его девчонка победила!»
Какой-то отвратительный карлик-горбун подхватил этот выкрик и сложил из него мерзкий стишок:
Сэр Ланселот пришел в себя и сел. Он услышал смех. Он услышал стишок. Он посмотрел на Катрин. Катрин отвернулась, но он успел узнать ее. Он встал на ноги. Над всем полем воцарилась тишина — даже недостойные рыцари, и те перестали смеяться.
Сэр Ланселот подошел к Катрин.
— Зачем ты так со мной поступила? — сказал он.
— Я не хотела, — сказала Катрин. Она заплакала.
С горящим лицом, но с высоко поднятой головой, сэр Ланселот подошел к помосту Короля Артура и опустился перед ним на колени. Тихим голосом он попросил, чтобы его отпустили в дальнее странствие, по крайней мере, на целый год, дабы он искупил бы свой позор сотней подвигов и вернул бы свою утраченную честь и навсегда бы стер из людской памяти эти ужасные слова «его девчонка победила».
Король Артур так и не решился заговорить — он лишь сочувственно кивнул.
А королева Гвиневера даже не взглянула на сэра Ланселота, когда он покидал ристалище.
Катрин продолжала плакать.
Мерлин шепнул что-то на ухо Королю Артуру. Король Артур кивнул. Он встал, подал руку Гвиневере и помог ей сойти с помоста. Мерлин промолвил еще одно слово, на сей раз — свите рыцарей. Те принялись очищать поле от зрителей.
Зрители в подавляющем своем большинстве молча повиновались, однако трое детей, занимавших лучшие места, подняли шум, утверждая, что им нужно найти свою сестру Катрин, которая совершила нечто ужасное, но сестра есть сестра и они все равно без нее никуда. Однако рыцари заставили их покинуть поле вместе со всеми остальными.
Катрин казалось, что прошел по крайней мере год, прежде чем она обнаружила, что стоит перед Мерлином. Она все еще плакала.
Мерлин сурово посмотрел на нее.
— Тьфу на твой плач, — сказал он. — Мне хорошо знамо, что ты еси лжеволшебница, которая явилась сюда под этой личиной, дабы одолеть нашего богатыря и опозорить наш Круглый Стол.
— Нет! — сказала Катрин. — Я не то и не другое!
— Нет то! — сказал Мерлин. — Вне всяких сомнений. Отныне имя наше в Камелоте втоптано в грязь.
— А-а-а, — всхлипывала Катрин.
— Замолчи, ведьма, — сказал Мерлин. Он махнул на нее своей волшебной палочкой:
— Повелеваю явиться тебе передо мной в естественном своем обличии!
И тут же Катрин из высокой и сильной, и в доспехах превратилась в саму себя, в просто Катрин.
На лице Мерлина выразилось удивление.
— Эти злые духи из молодых, да ранние, — сказал он. — Однако, ты наверняка всего лишь орудие в руках более могучей нечисти. — И он снова взмахнул волшебной палочкой. — Повелеваю, чтобы твои пособники, соучастники, помощники, сообщники и сподвижники явились бы на сем месте подле тебя!
