Волшебный жезл - [24]

Тогда я уже слышал об Иване Владимировиче Мичурине, простом садоводе-любителе, не имеющем никакого ученого звания, который, однако, создавал новые, не существовавшие раньше в природе, сорта фруктов и ягод.

«Наверно, — думал я. — Мичурин не стал бы меня упрекать тем, что я не кончил гимназии и университета, и не стал бы чернить мою работу только потому, что у меня нет диплома».

Через несколько дней вызвал меня к себе директор.

— Свернешь ты себе шею, Станислав Иваныч, жалко мне тебя, — сказал он. — На днях меня переводят работать в другой совхоз, так что мне отвечать за телят не придется, а ты себе шею свернешь. Все специалисты-животноводы говорят — ерунду ты затеял, нельзя выращивать телят в холоде. Так что имей в виду, я тебя по-дружески предупредил, а ты сделай выводы.

Но какие я мог сделать выводы из этого «дружеского предупреждения»? Я и сам знал, что, если телята на холоде погибнут, мне придется за это отвечать. Но я делал так, как считал правильным: всех новорожденных телят продолжал выращивать в холодной бане. Старшим телятам шел уже третий месяц. Они отличались великолепным здоровьем, большим ростом, густой шерстью и удивительной активностью и жизнедеятельностью.

По всем окрестным деревням из уст в уста шла молва о наших телятах. Даже легенды появились, будто телята, рожденные и выращенные на холоде, обросли такой густой шерстью, что стали похожи на медвежат.

Начали интересоваться нашими телятами и городские начальники. Приедут в совхоз, придут в телятник и сразу вопрос:

— Сколько телят погибло?

Ни за что не хотят верить, что ни один теленок не погиб от холода, ни один не заболел суставоломом.

— Бросьте, — говорят, — втирать очки! Эти басни вы маленьким детям рассказывайте, а мы люди взрослые и знаем, чем отличается домашнее животное от дикого. И никогда мы не слышали, чтобы телята росли на холоде.

Как-то приехал в Караваево тот самый ученый-животновод в очках и калошах, который однажды уже наставлял меня уму-разуму.

Хотя с тех пор прошло порядочно лет, старичок нисколько не изменился. С поезда он прошел прямо ко мне домой, протер запотевшие с улицы очки, оставил у дверей калоши и с ходу начал все тем же ворчливым тоном:

— Беспокойный вы человек, товарищ Штейман! Опять что-то новое выдумали! — и осуждающе покачал головой. — А все потому, что норовите до всего дойти сами, тогда как задолго до вас ученые уже все продумали и установили, как надо поступать в каждом случае.

И кончил он свою короткую речь такими примерно словами:

— Должен я вам разъяснить, что ваш опыт выращивания телят находится в полном противоречии как с зоотехнической наукой, так и с практикой животноводства. Ни до чего хорошего он вас не доведет, поверьте мне. И надо вам это дело прекратить.

Повел я гостя к телятам. Он долго их осматривал, взвешивал, измерял, щупал… Провел в телятнике почти весь день.

— Ну как, — спросил я, — хороши телята?

— Пока они телята неплохие, — ответил он уныло, — только все равно вы губите стадо. Вырастут они мелкорослыми, слабыми, хилыми. И если вы мне не верите, то вот, пожалуйста… — и стал приводить высказывания то одного иностранного ученого, то другого. — Ну как, теперь согласны? — спросил он, исчерпав все доводы.

— Да нет, — говорю, — мало ли что другие по этому поводу говорят. Я думаю по-другому: холод должен смолоду закалить животных, вызвать у них более активный обмен веществ и усиленное кровообращение, а это, в свою очередь, будет содействовать развитию их внутренних органов. По моим предположениям, наши животные, выращенные в холодных условиях, должны быть крупнее, здоровее и выносливее других домашних животных.

И я продолжал поступать по-своему.

Как только стаял снег, мы устроили переносные клетки для телят-молочников на открытом воздухе, отгородили изгородью, и получился летний лагерь. Клетки были просторными и удобными — телята могли там свободно двигаться. В дождливые дни и ночи мы покрывали клетки двускатными крышами, а в ясные и теплые дни крыши снимали совсем.

Тут же возле клеток выпускали гулять телят, достигших месячного возраста. Чтобы они не лизали что не следует, надевали на них сплетенные из прутьев намордники, и телята прыгали и скакали в этих намордниках.

Таисия Алексеевна Смирнова оказалась удивительным животноводом. Забота о телятах была для нее не службой, а истинным призванием. Без телят она скучала, даже в свои выходные дни не могла усидеть дома. И телята к ней тоже очень привязались.

Помню, как однажды днем в летний лагерь забежала кошка. В это время на травке резвились телята, выпущенные из клеток. Они никогда прежде не видели кошки и были очень напуганы ею. Разом, как по команде, они остановились, замерев на месте. Бычки уперлись передними ножками в землю, низко наклонили головы, как бы собираясь забодать кошку. Телочки следили за нею испуганными глазами. Но так продолжалось всего несколько мгновений. Затем все — и бычки и телочки — сорвались с места и в паническом ужасе бросились к Таисии Алексеевне. Они окружили ее, и каждый теленок старался плотнее прижаться к ней. Они будто чувствовали, что, как бы ни был страшен зверь, Таисия Алексеевна непременно спасет их.