Волшебный цветок - [41]

Внезапно в комнате стало необычайно тихо. На лице Дела Гомера не дрогнул ни один мускул. Холодные серые глаза так долго и так пристально смотрели на Форсайта, что полковнику почудилось, что голова его вот-вот взорвется от напряжения. Наконец стоявший в дверях высокий мужчина все с тем же невозмутимым видом повернулся и направился к лестнице.

Форсайт дождался, когда хлопнет входная дверь, и только после этого заговорил:

— Потуши лампу. Выгляни в окно и убедись, что этот ублюдок убрался от моего дома. Сукин сын до того втрескался в потаскушку из забегаловки, что совсем разум потерял. Возомнил, будто я не могу найти другого, кто владеет оружием так же, как он! Да у меня полным-полно ребят, которые могут вышибить мозги из-под десятидолларовой шляпы, что красуется на его голове! Ублюдки чертовы! Стоит чуть-чуть им уступить, и они уже готовы плюнуть на твою могилу.

Рут, стоя у окна, слушала излияния полковника. Ее едва не тошнило, такое отвращение испытывала она сейчас к своему хозяину. Он нанял Дела, чтобы убить судью, и послал этого мерзкого типа, Клиф-фа Миллера, избить одноногого калеку! Рут давно уже догадывалась, что Франклин Кайл Форсайт — жадный, безжалостный и неразборчивый в средствах человек, но она не предполагала, что, добиваясь своего, он способен пасть так низко.

— Он ушел.

Кайл плюхнулся на кровать. Он был зол, что Рут стала свидетельницей его унижения.

— Черт бы побрал эту банду олухов. Ладно, так ты идешь в постель или нет? В последнее время я не вполне доволен твоим поведением. Что тебе нужно — так это хороший шлепок по заду, чтобы знала свое место.

Кайл Форсайт осклабился.

Да, это именно то, что ей нужно, подумал он.

Как только Рут села на кровать, он повалил ее и перевернул на живот. Потом задрал ночную рубашку и принялся хлестать ладонью по голым ягодицам.

Глава 10

Бак отыскал почти уже заросшую травой всеми забытую тропинку и направил по ней коня к гребню холма, возвышавшегося над ранчо «Аконит». Тропинка пролегала через густую осиновую рощу и поднималась по пологому склону. Бак выехал на поросшую густой травой полянку, на которой кое-где пробивалась молодая дубовая поросль. Несколько раз из-под копыт коня выскакивали перепуганные кролики. Высоко над верхушками деревьев кружил ястреб, высматривая себе на обед какого-нибудь зазевавшегося зверька. Бак ехал не останавливаясь. Крупные копыта Серого ступали по мягкой траве совершенно бесшумно.

Бак сократил дорогу, проехав напрямую по узкой полоске луга, и нашел именно то, что искал, — тропинку пересекали свежие следы лошади. Он пустил Серого прямо по следу. Хотя в густой траве следы были почти неразличимы, он мог, даже не глядя на них, сказать, куда направлялся всадник — на плато повыше тропинки, ведущей к ранчо. Причем всадник выбрал кратчайший путь.

Резко повернув копя, Бак направил его вверх по склону холма. Каждый раз, когда ему предстояло пересечь открытое пространство, он внимательно осматривался. Бак слишком хорошо знал, как легко здесь спрятаться, затаиться. Невысокий кустарник, одежда, сливающаяся с ландшафтом, и неподвижность — вот и все, что нужно, чтобы стать невидимым.

Когда Бак находился уже довольно высоко над тропинкой, он повернул коня к лесу и стал осторожно продвигаться между деревьями, пристально вглядываясь в каждый куст, в каждый пригорок. Время было тревожное, и люди Форсайта могли сидеть в засаде за любым камнем. Он наблюдал, как ложатся тени, как ведут себя птицы, — старался не пропустить ни одного признака, указывающего на возможное присутствие врага.

Подул ветерок, шелестя листьями, и Бак почувствовал слабый, едва уловимый запах табака. Он спешился и, бесшумно ступая, направился в тенистую лесную чащу. Игра с неведомым врагом шла по-крупному, и ставкой в этой игре была жизнь. Любой неверный шаг грозил проигрышем, а жизнь у человека всего одна.

Бак прочесывал этот район ежедневно — все четыре дня, что Кристин жила у него. Он знал: рано или поздно Форсайту надоест ждать, и он пришлет на ранчо своих приспешников. Каждый вечер Баку не терпелось вернуться домой. С появлением Кристин место, служившее ему лишь ночным пристанищем, словно по мановению волшебной палочки превратилось в настоящий Дом — во всех смыслах этого слова. Бак знал, что там его всегда ждет приветливая улыбка и горячая пища. Ему нравилось сидеть вечером за чашкой кофе и наблюдать, как Кристин плавно передвигается по его дому, нравилось слушать ее милую болтовню о том, как она провела день, смотреть, как терпеливо она возится с Моссом.

Девушка не выходила у него из головы с того самого дня, как Бак впервые ее увидел. Что-то в нем самом — то ли внутренний голос, то ли странное волнение в крови, то ли какое-то шестое чувство — подсказывало: это его женщина. Баку хотелось прожить с ней всю жизнь здесь, в «Аконите», хотелось любить и защищать ее, заботиться о ней. Но он опасался, что Кристин подумает, будто ему нужна не она сама, а наследство Ярби Андерсона, — он бы и сам так решил, окажись на ее месте. А что сказала бы Кристин, если бы узнала всю правду! Бак мысленно выругался. Почему, ну почему он не рассказал ей все с самого начала? И сам же себе ответил: да потому, идиот несчастный, что она могла бы тут же потребовать, чтобы он отвез ее обратно в город.