Волшебные очки - [12]

— Значит, ты не будешь по окончании учительствовать?

— Не знаю. Это так еще не скоро. Во всяком случае, я буду делать то… — тут я замялся.

— Договаривай, — жестко сказал Роман.

— То, что мне прикажут люди, всю свою жизнь посвятившие борьбе.

Роман повернулся ко мне всем корпусом. С минуту мы смотрели друг другу в глаза.

— Хорошо, — сказал Роман, первым отрывая свой взгляд. — Ты правильно ответил, если только… я правильно тебя понял. А теперь я хотел бы дать тебе один совет. Имею я право, а? Ведь я старше тебя лет на семь.

— Имеешь. И не только потому, что старше меня годами.

— Гм… — Роман повел бровью. — Об этом потолкуем в другой раз. Так вот мой совет: настойчиво вырабатывай в себе характер. Куда это годится! Не понял сверхученую лекцию Ферапонта — и сейчас же: «домой». Жизнь — штука корявая. Будешь впадать по каждому случаю в панику — ничего не добьешься. Пойми, я говорю это не только о наших личных делах и бедах. Есть дела такой огромной важности, что всю жизнь могут перевернуть на нашей планете. Малодушных лучше к таким делам не подпускать. Они, как правило, приносят больше вреда, чем пользы, особенно при крутых поворотах. Ты, насколько я тебя понял, стремился поступить в университет не для того, чтобы потом устроить себе уютное гнездышко в жизни. Как же ты можешь отступить перед каким-то там Ферапонтом!

— Мне кажется, я не малодушный, а скорее… как бы это сказать… скорее маломощный, — попытался я оправдаться. — Не Ферапонт меня испугал, испугала меня мысль, что я не в состоянии понять настоящей науки.

— «Настоящей науки», — усмехнулся Роман. — Кстати, о настоящей науке. Ты с увлечением рассказывал о лекции Александра Петровича. Человек он очень порядочный и, в сравнении с другими преподавателями истории, передовой. Но только — в сравнении. Его лекции — не настоящая наука.

— Как — не настоящая?! — огорченно воскликнул я.

— А так. Он придерживается материалистического взгляда на исторические процессы — и это правильно. Но этого мало для подлинной науки. Нужен не просто материализм, а материализм диалектический. К сожалению, Александру Петровичу материалистическая диалектика чужда, поэтому, даже будучи материалистом, ои впадает в фатализм. А фатализм — штука вредная, она парализует волю к действию, обрекает человека на покорное ожидание неизбежного. Так что записывать его лекции записывай, но в восторг не приходи. В свое время ты узнаешь хотя бы основы диалектического материализма, я помогу тебе в этом, и тогда сам увидишь, в чем ошибается Александр Петрович.

— Я буду тебе бесконечно благодарен, — сказал я с глубоким чувством, — но уже сейчас ответь мне: воля человеческая свободна или нет?

— Если я тебе скажу, что свобода — есть познанная необходимость, многое ли ты из этого поймешь? Потерпи. Все придет в свое время. Знаешь поговорку: поспешишь— людей насмешишь. Вот ты поспешил сегодня нашего попа в передовые зачислить, чуть ли не симпатией к нему проникся, а ведь он вреднее тех твердолобых попов, которые требуют верить во весь ветхозаветный хлам.

— Почему же? — не понял я.

— Потому, что даже гимназист-первоклассник начинает отходить от религии, когда ему преподносят такой вздор. А попы, которые похитрей, называя «Ветхий завет» книгой легенд, стараются в какой-то степени выпутать религию из очень уж наглядных нелепостей и тем укрепить ее. Церковь приспосабливается ко времени, к растущей культурности паствы, даже к науке и технике. Помнишь, в рассказе «Архиерей» Чехова монах Сысой говорит, что у купца Еракина электричество зажгли и что ему, Сысою, «не ндравится» это. А теперь вот за границей в церквах уже не свечи восковые горят-коптят, а электричество сияет; там в церквах даже кинематограф действует, божественные картины показывает. Пройдет несколько лет, и российские попы-академики приспособят наших сысоев освещать храмы электричеством и крутить в них кинокартины. Тебе вот, я так понял, и первая лекция по психологии понравилась. А ты знаешь, по какой книге наш уважаемый и добрейший Кирилл Всеволодович готовится к своим лекциям? Загляни-ка к нему в кабинет — и увидишь на письменном столе толстенную книжищу всю в закладках: Уильям Джемс, «Психология». Этот милый Уильям «научно» обосновывает и оправдывает борьбу нынешней американской буржуазии с социализмом, с рабочим движением. Так-то, Дмитрий.

— Зачем же мне тогда учиться здесь?! — в полном смятении воскликнул я. — Чтоб только получить диплом?!

— Диплом — тоже не плохо, пригодится. Но, кроме диплома, ты получишь много фактических знаний о природе и ее закономерностях. Да немало фактического материала и в так называемых гуманитарных предметах. А что касается их идейной, философской стороны, то научись все лженаучное отметать… Да не просто отметать, а разбивать, громить, как враждебное.

— Где мне! — вздохнул я.

— Ну, не сразу. В чем смогу, я помогу, как другие помогают мне.

— Тебе? — с недоверием посмотрел я на Романа.

— Что же тут удивительного?

— Но ведь ты так много знаешь, так хорошо во всем разбираешься, что другим остается только учиться у тебя.

— Дмитрий! — прикрикнул на меня мой собеседник. — В какой раз повторяю тебе: знай меру в своих увлечениях.